— Спасибо, папа, — сказала она.
— Я тебе отчим.
— А как может отблагодарить взрослая падчерица молодого отчима? Хочешь, я тебе отдамся?
— Как говорится, не гневи бога.
— Я думаю, лучше отдаться тебе, чем прыщавому юнцу. Ты ведь умелый. Судя по тому, как вскрикивает мать, ей нравится спать с тобою.
Он не рассказал об этом разговоре Татьяне и потом пожалел об этом.
Обычно он возвращался домой после десяти вечера. Но иногда, когда было много работы, он приходил за полночь. Татьяна и Ольга уже спали, приготовленная еда стояла на плите.
Он ставил еду на небольшой огонь и шел в душ. Однажды, стоя под душем, он скорее почувствовал, чем услышал, что в ванную вошли. Он обернулся и увидел Ольгу. Она рассматривала его.
— Пошла вон, — сказал он почему-то шепотом.
— Я же только смотрю, — так же шепотом ответила Ольга.
— И тебе не стыдно? — спросил он.
— Мне не стыдно. А тебе? — спросила Ольга.
— А если бы я зашел в ванную, когда ты мылась? — спросил он.
— Заходи, — ответила Ольга. — Мне скрывать нечего. У меня все в порядке. Если говорить о размерах, то у меня самая большая грудь в классе. Есть что показать!
— Мать встала! — сказал он.
Ольга мгновенно выскользнула из ванной и быстро прошлепала босыми ногами в свою комнату.
На следующий день он поставил новую щеколду в дверь ванной комнаты вместо старой разболтавшейся, которую он давно уже собирался сменить.
Вход в комнату Ольги был из кухни. Обеденный стол стоял так, что просматривалась большая часть ее комнаты.
Он, как обычно, пришел после десяти вечера. Татьяна быстро сварила ему пельмени и вернулась к телевизору смотреть заседание съезда народных депутатов.
В Тбилиси солдаты били саперными лопатками демонстрантов. Были убитые и раненые. Депутаты требовали разбирательства. Требовали ответа Горбачева. Генеральный секретарь оправдывался, говорил, что ничего не знал о применении силы военными.
Не знал секретарь и того, что псковские десантники штурмовали Вильнюсский телецентр. Раньше не рискнули бы и спросить, теперь спрашивали. Приходилось отвечать и даже оправдываться.
А ведь он вступал в партию, потому что хотел присоединиться к силе, которая никого не боялась и ни перед кем не отчитывалась.
— Они отдали приказ убивать людей! — возмущалась Татьяна.
Может быть, и не было приказа бить, вернее, рубить саперными лопатками. Может быть, солдаты засиделись в закрытых гарнизонах. Их вывезли, и если молодые грузины кричали им нечто оскорбительное, могли ответить и лопатками, потому что саперная лопатка — их штатное оружие. Так его, во всяком случае, учили на военных сборах. Везде ведь есть закомплексованные идиоты, которые особенно смелы в толпе. Он пытался найти оправдание, но оправдывать было трудно, когда восемнадцать убитых и среди них юные парни и девушки. Теперь вся Грузия требовала выхода из состава Советского Союза. До этого, конечно, не допустят. Если разрешить одной, выйдут, пожалуй, все.
— И выйдут! — говорила Татьяна. — Зачем им это государство и этот строй, который держится на штыках.
— Пока на саперных лопатках, — поправил он и пошел в кухню взять бутылку пива.
Ольга стояла перед зеркалом голая. Она поворачивалась, будто давала ему возможность рассмотреть себя получше.
Надо поговорить с Татьяной, в очередной раз решил он, но ему нравилось рассматривать Ольгу, которая напоминала ту юную Татьяну, какой он увидел ее впервые двенадцатилетним мальчиком.
Наверное, Ольга это чувствовала. Теперь, когда он возвращался из гаража, садился ужинать и Татьяна, подав ему еду, возвращалась к телевизору, Ольга, совсем голая, проходила мимо него в ванную и всегда спрашивала, не ожидая ответа:
— Правда, у меня классная попка?
Или:
— У меня грудь больше, чем у матери.
В тот вечер, когда он решился поговорить с Татьяной о странном поведении Ольги, случилось то, чего он опасался. Если Ольга провоцировала его, она могла провоцировать и других.
Раздался телефонный звонок. Татьяна сняла трубку.
— Да. Она моя дочь… Да… Я сейчас приеду.
Татьяна положила телефонную трубку, и он впервые в жизни увидел, как может мгновенно бледнеть женщина.
— Что случилось? — спросил он.
— Мне надо съездить в одно место. Я скоро вернусь. — Татьяна встала и упала бы, если бы он не успел ее подхватить.
— Успокойся, — сказал он. — Машина во дворе. Я тебя отвезу.
Он достал валерьянку.
— Лучше валокордин, — попросила Татьяна. — Сорок капель.
Он накапал сорок капель.
— Случилось что-то с Ольгой? — спросил он.
— Да, случилось. Ольгу изнасиловали. Трое. Двоих уже задержали. Меня просят приехать.
…В милиции он сидел в коридоре на деревянном диване, которые, вероятно, изготавливали специально для милиций, судов, прокуратуры. Легче мыть, да и поскоблить можно, если облюют.
В обезьяннике, за железной решеткой, кричали пьяные:
— Фашисты! Душители свободы!
Мимо него провели женщину хорошо и даже модно одетую, с полным, румяным лицом. В совхозе каждая вторая из принимаемых на работу были похожи на эту. Полнота эта — алкогольная одутловатость, а в румянце просматривался синюшность многолетнего каждодневнего употребления алкоголя.
Он попытался определить в обезьяннике мужчин, изнасиловавших Ольгу, но худые, с плохой координацией алкоголики вряд ли справились бы с сильной и спортивной Ольгой.
Наконец из кабинета следователя вышли Татьяна, Ольга и молодой милицейский капитан. Ольга ему улыбнулась, как всегда, будто ничего не произошло.
— Надо съездить в больницу и венерологический диспансер, — сказала Татьяна.
— Наша дежурная машина на происшествии, — пояснил капитан.
Теперь он сидел в холле гинекологического отделения ближайшей к милиции больницы и ждал, пока врачи брали образцы спермы и писали необходимое для милиции заключение.
В кожно-венерологическом диспансере все стулья были заняты молодыми мужчинами, ожидающими своей очереди. Некоторые читали, один удерживал молодую девушку, которая пыталась уйти из диспансера.
— Ты должна провериться! — убеждал мужчина.
— Я тебе ничего не должна. Проверь свою жену!
— Не трогай мою жену!
— Пусти меня!
— Я тебя отпущу, но завтра тебя сюда приведет милиция. Тебе это надо?
— Что будет завтра, я решу завтра.
Капитан вошел в кабинет врача, и почти сразу вызвали Татьяну и Ольгу. В очереди стали возмущаться.
— Почему без очереди? Здесь все равны.
— Правильно. Здесь все с триппером.
— Как минимум.
Ольга вышла одна, Татьяну, по-видимому, оставил врач для дополнительной беседы.
— Пойдем покурим, — предложила Ольга.
— Ты разве куришь?
— Уже два года.
Они вышли. Ольга закурила и протянула ему сигарету. Он тоже закурил.
— Что за мировая скорбь? — спросила Ольга, затягиваясь сигаретой. — Ну, лишили девочку невинности. Ты только представь, скольких в эту минуту, именно в эту минуту лишают этой самой девственности. Стоит сплошной треск от разрываемых девственных пленок. Ночь. Выпили. Сейчас трахают десятки тысяч в подъездах, на чердаках, в постелях, на полу. Стоя, сидя, лежа, спереди, сзади, сбоку, сверху.
— Тебе было больно? — спросил он.
— Нисколько. Правда, и удовольствия никакого. Я терпеть не могу, когда мне дышат в лицо водочным перегаром. Но самое удивительное, что все трое меня трахали всего пятнадцать минут.