— У нас продается все, — пояснила Ольга. — Только в разных очередях и разных организациях. Машину я покупаю через УПДК.
— А что это такое?
— Управление дипломатического корпуса. Когда дипломаты покидают страну, они продают машины и все свое барахло. Везти обратно себе дороже. Я присмотрела двухлетний «шевроле».
— Но тебе нужны права на вождение автомобиля!
— Я их купила.
— Как купила? — поразилась Татьяна. — Купить права на вождение автомобиля — это все равно что купить диплом о высшем образовании.
— Я не знаю, сколько стоит диплом о высшем образовании, его наверняка тоже можно купить, я же за права заплатила пятьсот рублей. Двести пятьдесят инструктору, который со мной наездил десять часов, вернее, я ездила, а он сидел рядом. И милиционеру, который принимал экзамены, тоже двести пятьдесят рублей.
— А милиционеру за что, если ты сдавала экзамены?
— Мать, видимость соблюдается во всем. Инструктор все-таки наездил со мной всего десять часов, а должен был наездить в десять раз больше. Некогда ему наезжать больше. У него другие ученики подпирают, и все дают по двести пятьдесят. А в ГАИ были экзамены. На экране телевизора появляется картинка. Перекресток, например. И я должна нажать на нужную кнопку, кто кому должен уступить дорогу. Милиционер говорит:
— Нажимай!
А я ему:
— Нажимай сам, я тебе за это заплатила.
Он мне говорит:
— Я-то нажму, но ездить ведь тебе.
Через неделю Ольга заехала к ним на серебристом «шевроле». Тогда окраска типа «металлик» была в Москве очень большой редкостью.
— Хочешь прокатиться? — спросила его Ольга.
— Хочу, — признался он.
— Поехали!
Он за несколько минут освоил вождение машины с автоматической коробкой передач. Они выехали на кольцевую дорогу. Он впервые ехал со скоростью в сто пятьдесят километров в час. И впервые отчетливо понял, что такое хорошая машина. При первой возможности он купил американский «крайслер» средних размеров, чтобы не раздражать соседей и сослуживцев.
После того как Ольга переехала к отцу, а потом сошлась с сыном африканского президента, их отношения с Татьяной изменились. Татьяна вернулась в их общую с бывшим мужем компанию. Ему в этой компании было неинтересно. К чему говорить о политике, если ничего изменить нельзя. Но старшие научные сотрудники, заведующие лабораториями так не думали. У них не было своего лидера, поэтому они ставили на Ельцина. Хоть и из секретарей обкома, но упорный и упрямый.
Страна явно разваливалась. Но в партийных организациях это как будто не замечали. На партийном собрании в управлении тракторной промышленности обсуждали привычный вопрос о недопоставке тракторных двигателей с Ярославского моторного завода на Минский тракторный. Он уложился в положенные ему пять минут для сообщения и спросил:
— У меня такое ощущение, что, пока мы разбираемся с поставкой комплектующих, другие разбираются не только с руководящей ролью партии, но и с самим существованием партии. Я спрашиваю об этом, потому что на нашем собрании присутствует инструктор ЦК партии. Может быть, он проинструктирует о происходящем?
Он не был идейным сторонником всех партийных решений и установок, но, вступая в партию, знал, что партия поможет сделать ему карьеру. Он уже начал эту карьеру. И за довольно короткое время стал заместителем начальника управления.
Инструктор не ответил на прямо поставленный вопрос. Он говорил об увеличении производства тракторных двигателей, но в конце своего выступления туманно намекнул, что в ближайшее время внутри страны произойдут серьезные изменения.
Изменения произошли через несколько дней. Утром он включил телевизор, когда по Первому каналу передавали последние известия. Передавали, что в стране создан Государственный комитет по чрезвычайному положению. И что Горбачев по состоянию здоровья не может принимать в нем участия.
— Переворот, — сказала Татьяна и стала звонить своему бывшему мужу.
Когда он ехал в министерство, по встречной полосе шла колонна танков. На развороте один из танков занесло, и, если бы он не уклонился, его машину прижало бы к бетонной ограде и расплющило. Он не учел, что за рычагами танков сидели молодые ребята, которые учились ездить на танковых полигонах, но никогда не ездили по улицам городов.
В министерстве не работали, ждали последних известий. По телевидению объявили, что члены ГКЧП дадут пресс-конференцию.
На пресс-конференции у вице-президента Янаева дрожали руки. Кто-то сказал:
— Он боится.
— Не боится. Нормальный тремор. Он же алкоголик.
Это сказал бывший работник ЦК комсомола, который начинал работать с будущим вице-президентом в одном отделе.
Журналисты задавали неприятные вопросы. Янаев лавировал, старался понравиться. И он вдруг понял, что этих руководителей не послушаются, потому что их не боятся. В министерских кабинетах по транзисторным приемникам слушали какую-то радиостанцию, которая призывала всех собираться у Белого дома. Татьяна позвонила ему и сказала, что вместе с подругами едет к Белому дому.
Он поехал в свой райком партии, зашел к секретарю, который отвечал за идеологию. Он думал, что возле райкома встретит сотни коммунистов. Возле райкома никого не было, большинство кабинетов райкома были закрыты.
— Что делать? — спросил он у секретаря.
— Ждать. Практически все регионы страны поддерживают Чрезвычайный комитет.
— У Белого дома собрались тысячи. А если они начнут захватывать райкомы, радио и телевидение?
— И что же ты предлагаешь?
— Надо собирать коммунистов и раздавать оружие.
— Против кого? — спросил секретарь райкома. — Оппозицию мы подавили еще в начале тридцатых.
Когда советская власть рухнула через три дня, он вспомнил о разговоре с секретарем райкома, который даже представить не мог, что им могут не подчиниться.
Он не стал возвращаться в министерство, поехал в гараж, при любой власти машины должны быть исправны.
Вечером он вернулся в пустую квартиру. Позвонила Ольга.
— У меня была мать и сказала, чтобы я ехала к вам домой. У моего дома стоят танки.
— А что у Белого дома?
— Строят баррикады.
— Мишель ведь специалист по бронетанковой технике. Что он говорит? Баррикады выдержат танковую атаку?
— Он говорит, что это все смешно. Эти баррикады развалят за несколько секунд. Он два часа назад улетел на родину, его вызвал отец для консультаций.
— И что он будет советовать отцу? Признать ГКЧП?
— Нет. Он считает, что, если отдадут приказ штурмовать Белый дом, пролитой крови большевикам не простят. Он считает, что может начаться гражданская война. Все. Пока не начали стрелять и еще можно выехать, я выезжаю к вам.
— Ты можешь забрать мать?
— Она у Белого дома. Я ее не найду, там же тысячи. Она от меня обзвонила всех своих знакомых из ветеринарных клиник, ей обещали подвезти зеленку, бинты, антибиотики. Если улицы не перекрыты, я буду у вас через сорок минут.
Ольга привезла стейки из свежей телятины, маслины, несколько бутылок виски.
Они ужинали, пили виски и слушали радиостанцию «Эхо Москвы», которая вела непрерывные репортажи из Белого дома. Наступил вечер, и все ждали штурма Белого дома.
— А ты почему не с матерью у Белого дома? — спросил он Ольгу.
— А ты почему? — спросил он.
— Эта власть мне ничего плохого не сделала. Я выучился бесплатно за счет этой власти, получил работу, жилье. В совхозе, где работал, — уточнил он.
— А я ненавижу вашу власть, — сказала Ольга. — Я люблю хорошие вещи, которых в этой стране не умеют делать и не разрешают ввозить из тех стран, где их умеют делать. Я хочу курить хорошие сигареты, которые можно достать только у спекулянтов и иностранцев. Я давно решила: выйду замуж за еврея и уеду будто бы на его историческую родину в Израиль, а сама рвану в Америку или Канаду, или Австралию.
— И что ты там будешь делать?
— Учиться на врача.
— Там за обучение надо платить.