И еще надо решать с работой. Он держался за министерство, потому что министерство, по мнению деревенских, все-таки успех, потому что никто из деревенских никогда не работал в министерстве. Он уже доказал Лене, вернее, ее матери, что он чего-то добился в жизни и добьется большего, и в деревне теперь знают. То, что он приехал в одной машине с губернатором, в деревне все-таки заметили и обсуждали, и наверняка в деревню приедет районное начальство, чтобы выразить свое почтение.
Если Марина скажет: больше не приходи, может быть, он придет еще раз. И если Марина снова скажет: не приходи, он больше не придет. В конце концов, есть еще миллион женщин в Москве, молодых, незамужних. Но где находят женщин в Москве, он не знал. В деревне все понятно. Рядом с тобою растут девочки, кто-то из них нравится больше. Часто бывает, что именно она дала тебе, когда другие не давали, и забеременела, тогда женились. Или уезжали из деревни.
В основном почему-то женились на учительницах. Молодых учительниц распределяли после окончания педагогических институтов в деревенские школы, они должны были отработать три года, а потом им давали дипломы, а если бы сразу дали дипломы, в деревню никто не поехал бы.
Молодые учительницы казались красивее деревенских ровесниц, может быть, потому, что одевались моднее, и волосы у них были пушистее, чаще мыли.
Но школа в деревне одна, и молокоприемный пункт один, и бухгалтерия в колхозе одна, еще несколько молодых женщин набиралось по библиотеке и сельскому совету.
Молодые женщины, готовые к замужеству, накатывались волнами. Он помнил, как на пенсию ушли сразу несколько учительниц, вместо них прислали выпускниц педагогических институтов. За два года их разобрали местные женихи, и интерес к школе у местных мужчин резко понизился, следующую волну можно ожидать только через два десятилетия, когда нынешние молодые уйдут на пенсию, но может пройти и тридцать, и сорок лет. Сельские учительницы уходили на пенсию, только если болели безнадежно и у них не хватало сил, чтобы дойти до школы.
После переезда в Москву он не познакомился ни с одной учительницей, а как познакомишься, если у тебя нет детей. Молодые мужчины в Москве ездили в вечерние клубы, совсем уже не похожие на те клубы, куда он ходил на танцы.
Конечно, он мог познакомиться с женщиной, как и многие, на работе. В министерстве работало много женщин, ему иногда казалось, что их больше, чем мужчин. Некоторые из них пересиживали до десятка министров. У каждого нового министра появлялись новые заместители, новые начальники главков. Они набирали новых секретарш и референтов. Эти женщины становились их любовницами, надеясь когда-нибудь стать женами. Иногда они выигрывали в эту лотерею, одна из тысячи, но чаще, поняв, что упускают последние шансы, поспешно выходили замуж за неосторожных министерских чиновников, запозднившихся с женитьбой, разведенных или еще не старых вдовцов. Он вряд ли мог жениться на одной из таких даже привлекательных женщин, потому что не смог бы забыть, что его жена обслуживала другого мужчину и вышла за него замуж только потому, что не смогла выйти, за кого хотела.
Некоторые знакомились в транспорте: в метро, троллейбусах, на остановках автобусов. Один из его министерских приятелей находил себе любовниц в театрах. В театрах всегда много одиноких женщин. Одинокие женщины в театр чаще всего ходят с подругами, такими же одинокими. Приятель знакомился с обеими, одну выбирал для спанья, но часто спал и с обеими.
Он не умел так легко заговаривать, предпочитая больше слушать, чем говорить, и удивлялся, что женщины выслушивают очевидные глупости и даже отвечают.
Он все ближе подходил к дому Марины, оставалось несколько шагов до калитки. Еще можно повернуть и зайти вечером, когда не будет Васильева. Но не повернул, потому что увидел Марину и Васильева. Они сидели на веранде и смотрели на него.
Марина встала, когда он вошел. Его снова поразила полнота ее загорелых плеч в открытом сарафане, и грудь ее стала больше. Ему хотелось ее обнять, но он не решился и протянул руку. Марина чуть помедлила, прежде чем протянуть свою руку, он испугался, что так и будет стоять с протянутой рукой, но Марина улыбнулась, и он почувствовал ее крепкую ладонь. Она смотрела на него не отводя глаз, может быть, ждала, что он смутится. Таких уверенных в своей привлекательности женщин он иногда встречал в метро. Они не смущались, когда их рассматривали, и, не отводя глаз, рассматривали сами.
Он молча сел и никак не мог найти первой фразы.
— Да, — протянул Васильев. — И чего молчим, сказать, что ли, нечего и спросить не о чем?
— Ну почему же, — сказала Марина. — Сейчас расспросим москвича о его замечательной московской жизни!
Он молчал и смотрел на нее. Марина не выдержала, отвела глаза и глянула на часы, он никогда не мог объяснить, почему и мужчины, и женщины, когда не знали, как реагировать, всегда смотрели на часы, демонстрируя свою озабоченность и занятость, но она никуда не спешила.
— Говорят, ты в министерстве работаешь? — спросила Марина.
— Работаю, — ответил он.
— На большой должности?
— Сейчас на небольшой.
— Займешь большую, конечно?
— Вряд ли.
— Но на жизнь хватает, Москва ведь дорогой город?
— Хватает. Подрабатываю в гаражах ремонтом автомобилей.
— Это вроде слесаря? — спросил Васильев.
— Почему вроде? Или слесарем, или механиком.
— Говорят, женат и даже дети есть? — спросила Марина как бы между прочим.
— Не женат. И детей нет.
— А говорили, что жена твоя старше тебя и у нее взрослая дочь.
— Я был женат, но мы развелись.
— А квартиру ее разменяли? — спросил Васильев.
— Нет. Ее квартира осталась при ней. А мне дали комнату в коммунальной квартире.
— И сколько же метров комната? — спросил Васильев.
— Двадцать.
— А что? Большая! — сказала Марина. — Мы втроем жили в пятнадцатиметровой.
Ее слова он расценил если не как прощение, то хотя бы как надежду на прощение.
— А зачем было в Москву-то ехать? — спросил Васильев. — Все эти заработки от ремонта ты бы и дома имел, и даже больше. Ты же классный механик!
— Я хороший механик, — подтвердил он и замолчал, почувствовав усталость, какую он не чувствовал и после двенадцати часов физической работы. И Марина молчала. И Васильев забеспокоился.
— Как же мы не догадались ничего прихватить из магазина, — с сожалением сказал Васильев. — Выпили бы шампанского за встречу! А давай смотаемся до магазина. Две минуты туда, две обратно.
— Выпьем в следующий раз, — сказал он, не понимая молчания Марины. Его ответ давал ей возможность сказать:
— Следующего раза не будет.
Но Марина ничего не сказала.
— Ладно, — сказал Васильев. — Через четыре минуты будет шампанское.
Васильев пошел к двери, даже не пошел, а побежал. Он услышал, как хлопнула дверца джипа и мгновенно завелся двигатель. У него было не больше пяти минут, и он начал сразу.
— Марина, как только я узнал, что ты в деревне, я тут же выехал.
— Ждал, когда я приеду в деревню? А то, что я год не могла выехать с Сахалина, потому что у меня не было денег, и моя мать занимала в деревне у всех, кто мог дать, твой отец, кстати, одолжил, это как?
— Я не знал об этом. Отец мне ничего не говорил.
— Не знал, а может быть, не хотел знать? То, что я вышла замуж, тоже не знал? И то, что у меня родилась дочь, тоже не знал? И то, что когда я развелась, то работала нянечкой в детском саду, потому что не на кого было оставить дочь, а нянечкой много не заработаешь. В деревне об этом все знали, а ты не знал.
Он понимал, что надо сбить этот поток упреков и надо сказать главное, потому что, если он не скажет сейчас, следующего раза может не быть.
— Если я даже не виноват, я все равно виноват, потому что не пришел на помощь, когда моя помощь требовалась. Но я люблю тебя по-прежнему и даже больше сейчас, чем раньше. Я предлагаю тебе выйти за меня замуж. Сейчас. Здесь, в деревне. Как только ты решишь, наш брак зарегистрируют тут же, и мы с тобой уедем в Москву. Я сказал тебе всю правду. Сегодня я не очень много зарабатываю, но буду зарабатывать больше, потому что открою свою мастерскую или уйду на станцию «Мерседес», там хорошо платят. Думаю, что в течение двух-трех лет мы сможем купить двухкомнатную квартиру, кое-какие деньги я все-таки отложил.