Я человек профессионально наблюдательный, даже при беглом осмотре костюма на актере я должен заметить все недостатки и устранить их, прежде чем на актера посмотрят художник по костюмам, художник-постановщик, режиссер, оператор.
Молодого парня я зафиксировал у подъезда своего дома на следующее утро после встречи со своими женами у лотка с пивом. Я отметил на нем дорогие кроссовки «Рибок». Выходя вечером от своей старшей жены, я его встретил снова, он был не в джинсовой куртке, а в ветровке, но в тех же кроссовках. Я не связал две эти встречи. Но когда в следующий вечер, возвращаясь из театра эстрады с Верой, я его увидел в вагоне метро, это меня насторожило. Я не слышал его шагов, но, когда мы с Верой входили в подъезд, я оглянулся и увидел его. Он стоял за деревьями, высматривая, в какой подъезд мы войдем. Теперь я точно знал, что за мной установлено наблюдение. Потом он наверняка стоял в подъезде, посматривая на секундную стрелку часов, чтобы определить, на каком этаже остановится лифт. Конечно, он займет позицию на лестничной площадке, этажом выше или этажом ниже, чтобы определить, из какой квартиры я выйду.
Все так и случилось, он стоял на площадке этажом ниже, когда я вышел. Я уже знал, чем все это закончится. Через несколько дней мне позвонит Ирина, установить слежку за мной могла только она, судя по тому, как меня вели все эти дни, был нанят парень из частного сыскного бюро, прошедший какие-то курсы, но не профессионал из топтунов наружной службы бывшего КГБ, профессионала я так быстро не засек бы.
Ирина позвонила через три дня. Она была слишком оживленной, как плохая актриса, которая изображает радость и слишком подробно перечисляла деликатесы, приглашая меня на ужин.
Я надел темно-серый костюм, синюю бабочку, начистил до блеска ботинки, выпил водки, чтобы снять напряжение. Когда я вошел в ее квартиру, то, естественно, увидел всех четверых в вечерних платьях с уложенными в парикмахерской прическами. Они, вероятно, ожидали меня увидеть с открытым от удивления ртом, я же, улыбаясь, подходил к каждой, целовал, как привык это делать десять лет, потом сел в центре стола, налил себе водки, положил салат, явно приготовленный Любой, она готовила лучше остальных.
— Садитесь, — сказал я. И они сели. — Кого назначили прокурором? — спросил я. — Наверное, тебя, Ирина? Говори!
— И скажу, — с вызовом ответила она. — Ты совершил самое подлое преступление из всех преступлений, которые существуют, ты разрушил судьбу сразу четырех женщин. Мы все могли выйти замуж, создать семьи!
— Извини, — прервал я ее. — А кто судья?
Женщины переглянулись.
— Мы все судьи, — сказала Люба.
— А кто мой адвокат, кто защитник?
— Сам будешь защищаться, — заявила Ирина.
— Констатирую, процедура суда не отработана. Речь прокурора юридически безграмотна. Прокурор не может предполагать, что было бы, чего не было бы на самом деле. Обвинитель должен придерживаться только фактов. Но, учитывая, что все присутствующие здесь знают суть дела, а по выражению ваших лиц я вижу, что решение уже принято, скажи о нем, Ирина, я подчинюсь ему.
— Ладно, — сказала Вера. — Здесь не суд, а он не подсудимый. Говори, что мы решили.
— Так вот! — сказала Ирина торжественно. — Учитывая, что ты по закону не можешь жениться на всех сразу ты должен жениться на одной из нас и прямо здесь, при свидетелях, сделать официальное предложение!
Мне стало вдруг грустно. Я не хотел терять ни одну из них. Они сидели, не глядя на меня и это меня насторожило. Я посмотрел на Александру. Когда мужчина и женщина прожили десять лет, пусть не каждый день и даже не каждую неделю, то понимают друг друга без слов. Александра предупреждала о ловушке. И я все понял. Я назову одну из них, и она откажется, я назову другую, откажется и она. Ирина хотела моего унижения.
— Нет, — сказал я. — Я свой выбор сделал давно. Наверное, я нарушил закон. У нас запрещено многоженство. Но я люблю вас всех. Так получилось. И я не хочу потерять ни одну из вас. Простите меня за это. Но если требуется решение, то пусть решит Александра, она старшая по возрасту и стажу знакомства, я познакомился с ней первой. Как она скажет, так и будет.
Александра встала.
— Я была против такого эксперимента, против и сейчас. Кому он поломал судьбу? Могли бы выйти замуж? Не могли. Я лично не могла, предложений серьезных не было. Но я была замужем эти десять лет. Он был замечательным мужем. Заботливым, надежным. Он выхаживал меня после операции. Десять лет я не знала проблем. Я забыла, когда таскала картошку. Я была на всех известных выставках и премьерах…
Все было правдой. Когда мне хотелось, чтобы они все посмотрели интересный спектакль, мне приходилось на этот спектакль ходить по четыре раза.
— Все, что я покупала, — продолжала Александра, — куплено по его советам и с его помощью. Судя по тому, с каким вкусом вы одеты, все это не обошлось без его помощи и влияния. Когда мне два года назад после смерти матери по наследству досталась дача, он вкалывал на этих десяти сотках, как не вкалывал бы ни один законный муж.
— Тебе повезло, — сказала Люба. — У нас дач нет.
— О даче мое последнее предложение. За эти дни я присмотрелась к вам. Надо отдать ему должное, мы все разные, но все замечательные. Я предлагаю оставить все как было. Нам теперь будет даже легче. Я предлагаю лето всем вместе проводить на даче. В ней семь комнат и гостиная. Каждый из нас пятерых займет по комнате, две сделаем гостевыми, у Любы и Ирины дети, чтобы они в любое время могли приехать. На даче яблони, смородина, малина, облепиха. Земли хватит, чтобы обеспечить всех нас на зиму картошкой, капустой, прочим овощем. Сейчас нам всем трудновато, и это будет хорошим подспорьем. И самое последнее: у меня нет детей, а дальним родственникам я ничем не обязана. Я завтра же готова оформить всех нас пятерых совладельцами дачи, и тот, кто останется последним, я учитываю и это, все мы, мягко говоря, уже в элегантном возрасте, решит, кому будет передана эта наша совместная собственность.
— Хорошо бы, конечно, провести все лето на даче, — мечтательно выдохнула Вера. — Да весну и осень тоже…
Остальные мои жены молчали, обдумывая это неожиданное предложение.
— Надо бы у него узнать. Как он относится к такому повороту? — спросила не очень уверенно Люба.
— Я за.
Пока говорила Александра, я все обдумал. Мне предстояло прожить еще одну жизнь, на этот раз сельского хозяина. Я вполне был готов к этому. Надо сегодня же достать с антресолей ружье, которым я не пользовался лет пятнадцать, хотя и регулярно платил взносы в общество охотников и рыболовов. Если завести собаку, то пусть и не полностью, но я вполне могу обеспечить свою семью мясом и рыбой, кабаны изрыли всю картофельную площадку, рядом в озере хорошо ловилась щука, окунь, не говоря уже о рыбьей мелочи.
— Я за, — повторил я. — Но это решение ответственное, поэтому прошу проголосовать!
— Но мы не на партийном собрании, — попыталась возразить Александра.
— Нет уж, будем голосовать! — потребовала Ирина.
— Кто за, прошу поднять руки, — сказал я.
Женщины подняли руки, аккуратно поставив локотки на стол.
Наверное, они сотни раз голосовали за решения на пионерских, комсомольских, профсоюзных собраниях, которые ничего не меняли в их жизни. Сейчас они впервые голосовали за изменения в своей жизни.
— Единогласно, — подвел я итоги голосования и поднял рюмку с водкой. — Предлагаю выпить за великолепных, замечательных женщин, с которыми меня свела жизнь. За вас, девочки!
— Я предлагаю выпить за великолепного мужчину! — предложила Александра.
— Не такой уж он и великолепный, — возразила Люба, она любила противоречить.
— Стоп, — сказал я. — Отныне будет действовать принцип Капицы!
— Это который по телевизору выступает? — спросила Вера.
— Это который его отец. Когда у него физики решали какую-то проблему, запрещалось критиковать оппонента и его предложения. Если предложение не нравилось, предлагалось другое, более конструктивное.
— Не круто ли ты берешь, парень? — Люба развернула свою великолепную грудь. — Тебе что, и возразить нельзя? Нет, я хочу сразу знать свои права!