– Давайте выйдем, – услышала она его голос, а потом уже за дверью: – Вы и впрямь… э-э-э… немного помешали.
Ник сжала кулаки.
– Черт побери, Александр, извини ради Бога, – смущенно пробормотал Аби.
У Ник сердце колотилось, и она повторяла про себя: уходите, уходите, уходите.
– Мы не знали, что вы… что ты здесь, – промямлил Чин. – Теперь… э-э-э… понятно, почему ты не хотел знакомиться с сестрой моей жены. Ах черт…
– Мы пошли. До скорого, – подхватил Аби.
Ник, затаив дыхание, ждала, когда удалятся их шаги. Свет погас, дверь хлопнула, и она вскочила на ноги.
– Милая, – проговорил он.
– Какая я тебе милая! – яростно бросила Ник, толкая его в грудь, – И не вздумай дотрагиваться до меня.
– Но, радость моя, я и сам расстроен, что нам помешали, но…
Она смотрела на него во злостью. Он говорил тихо, пытаясь уговорить ее вернуться на диван. Только этому не бывать. И так она легла с незнакомцем, который не хотел встречаться с ней. Ведь об этом только что говорил Чин.
Человек, который затащил ее сюда, не хотел с ней встречаться. Пусть он даже не знал, что она и есть та женщина. Может, этим многое объясняется и она не логична. Только черт с ней, логикой. Ее унизили, опозорили, а этот человек, виновник ее позора, еще пытается что-то говорить.
– Да хватит, – взорвалась Ник и бросилась к двери, но он остановил ее.
– Разве ты не слышала, что я сказал? – Легкий акцент, который придавал ему такой шарм, вдруг стал заметней. Ник отбросила волосы со лба.
– Это все из-за тебя. Если бы ты был хоть капельку джентльмен…
– Понимаю. Ты хочешь сказать, что ни к чему не причастна.
– Не моя идея лезть в этот сарай.
– Во-первых, – холодно проговорил он, – это конюшня. Во-вторых, не будь я джентльменом, еще надо было бы обсудить, кто кого затащил.
– И кто же? – выпалила Ник.
– И в-третьих, – спокойно продолжал Александр, – мы здесь потому, что ты наотрез отказалась идти в дом.
– Конечно, отказалась. У меня хотя бы есть чувство приличия.
– Именно из чувства приличия ты лезла на меня у беседки.
Он не только самодоволен, но и невыносим. Ник хотела залепить ему пощечину, но раздумала. Не стоит марать руки. Пропади все пропадом, подумала она и прошмыгнула мимо него. Это все от усталости.
– У тебя мой пиджак, – язвительно проговорил он. – Или ты любительница сувениров?
Она круто повернулась и процедила сквозь зубы арабские ругательства, которым научилась в последнюю поездку.
– Что? Что?
– Чтоб твоим потомкам жрать падаль как шакалам! – с лучезарной улыбкой перевела Ник. – И чтоб у тебя выпали зубы и волосы к тридцати пяти годам! Спокойной ночи. Я бы сказала, спасибо за доставленное удовольствие. Но не хочу врать.
– Про удовольствие ты права.
– Что же до драгоценного пиджака, – она сбросила с плеч упомянутый предмет и брезгливо взяла его двумя пальчиками.
Александр молча переводил взгляд с ее лица на пиджак, а с пиджака на жеребца в стойле…
– Ради Бога! – вскрикнул он, но было поздно.
Пиджак полетел вниз. Жеребец всхрапнул. А женщина, которую он имел глупость пожелать, быстрым шагом направилась к двери.
– Спокойной ночи, – еще раз сказала Ник и вышла, хлопнув дверью.
В воздухе повисло одно-единственное греческое слово. Но в греческом она еще не поднаторела. Ник отряхнула руки и зашагала к дому. Пиджак приземлился, где надо: прямо под ноги жеребцу.
Что ни говори, есть еще в мире справедливость.
Александр смотрел на захлопнувшуюся дверь.
Затем, сжав зубы, нагнулся и осторожно поднял из стойла пиджак. Держа его тоже двумя пальцами, он открыл дверь и бросил его в мусорный контейнер.
Он так и не узнал ее имени, но это и неважно. Должно быть, Цирцея. Волшебница. Черта с два! Сучка… Однако, когда он вышел на улицу, губы его невольно растянулись в улыбку. Потомки шакала еще куда ни шло, но чтоб он был беззубый и лысый через пару лет? Александр хмыкнул и громко рассмеялся. Она не первая женщина, обругавшая его, но обычно это бывало из-за того, что он первый направлялся к двери. И к тому же никто до сих пор не делал этого столь артистично.
Что же до Чина и Аби… Александр вздохнул. Придется объясниться с ними. Они, наверное, ждут не дождутся. Им подавай детали, имя и почему именно конюшня… Почему он бросил пиджак в помойку?
Что ж, придется им остаться ни с чем. Он не собирается кормить их подробностями. Любовное свидание – назовем его так – началось со страсти, а кончилось фарсом, но распространяться об этом ему не хотелось, даже с юмором. Это не для посторонних ушей.
А что касается Цирцеи или как там ее, она просто женщина. Негромко насвистывая, что было нелегким делом, учитывая безрадостный конец приключения, Александр двинулся в сторону дома, засунув руки в карманы брюк.
3
Прошло почти четыре недели, когда в квартире Ник зазвонил телефон. Она как раз наливала себе кофе. Ник поставила кофейник, взглянула на часы и подняла трубку.
– Привет, Белл, – проговорила она.
Сестра драматически вздохнула.
– Только не уверяй меня, что у тебя поставили видеотелефон.
– Кто еще в такую рань может звонить. Пять минут седьмого, – со смехом сказала она.
– У кого четырехлетний малыш, вот кто. К тому же я боялась, что ты убежишь. Ты же говорила, у тебя собеседование.
– Целых два, – поддакнула Ник, прижимая трубку щекой к плечу, чтобы открыть холодильник и достать сливки. – Первое через пару часов, так что…
– Так что тебе некогда болтать. Знаю. Это я слышу с того самого дня, как ты вернулась с юбилея Чина и Пам.
– С чего ты взяла? – быстро ответила Ник.
Слишком быстро, подумала она. И уже медленней продолжила:
– Я была занята, вот и все.
– Ну да. И что же в твоем плотном графике на сегодня?
– Утром два собеседования. А это значит…
– Это значит, – как ни в чем не бывало подхватила Белл, – что мы с тобой можем пообедать. Помнишь тот ресторанчик на Бродвее?
– Где, переступив порог, вдыхаешь тысячи калорий?
– Ты не слышала последние научные новости? Солнце пожирает калории. А если ты не в курсе, сообщаю, сейчас весна. Выгляни в окно. Видишь, большой желтый шар над рекой? Это солнце.
– Сплошные загрязнения. Честно, Белл, вряд ли что из этого получится. У меня в девять встреча в ООН…
– Ты собираешься работать в ООН? А я-то думала, тебя в офисе на цепи не удержишь.
– Да нет, это частная работа. Переводить письма. А в одиннадцать профессор Мейланд хотел встретиться, чтоб я просмотрела какие-то стихи девятнадцатого века…
– Невероятно. Это что-то новое. С каких пор ты переводишь письма, поэзию. Ты у нас вроде любительница живого перевода. Каллас встречается с Фредом Меркьюри. В таком духе.
Ник налила сливки в кофе и ответила:
– Я действительно предпочитаю это, но у меня банковский счет сам собой не растет, а я, как вернулась с юбилея Пам, еще не работала.
Что за идиотка! Она об этом уик-энде вспомнить без отвращения не может. Сразу всплывает эта гнусная история с Александром Татакисом.
– Правда?
– Увы! Никому не нужны переводчики с французского, немецкого, итальянского…
– Борнезианского.
Ник рассмеялась.
– Ты спец по изобретению языков. Только на Борнео я переводила с французского на английский и с английского на французский. Там была сладкая парочка этнологов, один говорил на… – Она вздохнула. – И мне сейчас не до того, что ты окрестила борнезианским.
– Или греческим, – вставила Белл.
– А греческий-то тут при чем? – вспыхнула Ник.
– Да так просто, подвернулось.
– Что-то у тебя все подворачивается не то.
– Николь, да что на тебя нашло? Ты кофе еще не выпила?
Ник посмотрела на остывающий кофе.
– И правда.
– Оно и чувствуется. Вяжешься к каждому слову.
– Белл, это ты звонишь мне, я не я тебе.