На девятый день, как мы уже сказали, в ту минуту, как уже отчаивались и не ожидали лучшего, виконтесса вдруг, как бы волшебством, пришла в себя: слезы ее иссякли, глаза ее осмотрели комнату и с печальною улыбкой остановились на служанках, которые так усердно ухаживали за ней, и на Помпее, который так ревностно стерег ее.
Несколько часов просидела она безмолвно, опершись на локоть, обдумывая все одну и ту же мысль, которая беспрестанно восставала с новою силою в ее обновленном уме.
Потом, не соображая, достанет ли у нее сил на исполнение намерения, она сказала:
— Оденьте меня!
Изумленные служанки подошли к ней и хотели возразить.
Помпей придвинулся на три шага и молитвенно сложил руки.
Между тем виконтесса повторила ласково, но с твердостью:
— Я велела одеть себя… Одевайте меня!
Служанки повиновались.
Помпей поклонился и вышел.
Увы! На ее розовых и пухлых щеках явились мертвая бледность и худоба. Рука ее, все еще прелестная и изящной формы, казалась прозрачною. Грудь ее была, как слоновая кость, и ничем не отличалась от батиста, которым ее прикрыли. Под прозрачною кожею вились синеватые жилки — признак истощения от продолжительных страданий. Платья, которые она надевала так недавно и которые обрисовывали ее стан так изящно, теперь стали широки и падали вокруг ее тела огромными складками.
Ее одели, как она желала, но туалет занял много времени, потому что она была очень слаба и три раза едва не упала в обморок.
Когда ее одели, она подошла к окну, но вдруг отскочила, как будто вид неба и города испугал ее. Села к столу, спросила перо и бумагу и написала к принцессе Конде письмо, в котором просила себе аудиенции.
Минут через десять после того, как Помпей отвез письмо к принцессе, послышался стук кареты. Она остановилась перед домом Клары.
Тотчас доложили о приезде маркизы де Турвиль.
— Вы ли, — спросила она виконтессу де Канб, — вы ли изволили писать к принцессе Конде и просить о назначении вам аудиенции?
— Да, маркиза, я точно писала, — отвечала Клара. — Неужели мне отказывают?
— О, нет, нет, напротив… Принцесса прислала меня сказать вам, что вам не нужно просить об аудиенции, что ее высочество готова принять вас всегда, во всякое время дня и ночи.
— Покорно благодарю вас, маркиза, я сейчас воспользуюсь этим позволением.
— Что такое? — вскричала маркиза Турвиль. — Как! Вы хотите выехать со двора в таком положении?
— Успокойтесь, маркиза, — отвечала Клара, — я чувствую себя совершенно хорошо.
— И вы приедете?
— Через минуту.
— Так я поеду предупредить ее высочество о скором вашем приезде.
И маркиза де Турвиль вышла, церемонно поклонившись виконтессе.
Известие об этом неожиданном посещении, само собою разумеется, произвело сильное волнение между придворными принцессы. Положение виконтессы внушало всем без исключения живейшее участие, потому что далеко не все хвалили неумолимость принцессы в последних обстоятельствах.
Любопытство было возбуждено в высшей степени: офицеры, придворные дамы, придворные кавалеры наполняли кабинет принцессы Конде и не могли верить, что Клара приедет: еще накануне все думали, что она находится в отчаянном положении.
Вдруг доложили, что она приехала.
Клара вошла в кабинет.
Все изумились, увидав лицо ее, бледное, как воск, холодное и неподвижное, как мрамор; и глаза ее, впалые, обведенные синим кругом, последним остатком ее горьких слез. Со всех сторон около принцессы раздался горестный шепот.
Клара, по-видимому, не заметила его.
Смущенный Лене пошел к ней навстречу и подал ей руку.
Но Клара не отвечала ему на его приветствие. Она благородно поклонилась принцессе Конде и подошла к ней через всю залу твердым шагом, хотя была очень бледна и на каждом шагу думала, что она непременно упадет.
Принцесса, тоже бледная и чрезвычайно встревоженная, встретила ее с ужасом; она хотела скрыть это чувство, но оно против ее воли выразилось на ее лице.
Виконтесса сказала торжественным голосом:
— Ваше высочество, я просила у вас аудиенции, которую вы изволили назначить мне, чтобы спросить у вас при всех: с тех пор, как я служу вам, довольны ли вы моею верностью и усердием?
Принцесса закрыла рот платком и в сильном смущении прошептала:
— Разумеется, милая виконтесса, всегда, во всех случаях я была вами довольна и не один раз даже благодарила вас.
— Свидетельство вашего высочества для меня драгоценно, — отвечала виконтесса, — потому что оно дозволяет мне просить у вас отставки.
— Как! — вскричала принцесса. — Что это значит, Клара? Вы хотите оставить меня?
Клара почтительно поклонилась и молчала.
На всех лицах видны были стыд, раскаяние или грусть. Зловещее молчание носилось над огорченным собранием.
— Но зачем же вы оставляете меня? Скажите? — спросила принцесса.
— Мне остается жить недолго, — отвечала виконтесса, — и последние немногие дни мои я желала бы употребить на спасение души.
— Клара, милая Клара! — вскричала принцесса. — Вспомните, подумайте…
— Ваше высочество, — перебила виконтесса, — я должна выпросить у вас две милости. Могу ли надеяться, что получу их?
— О, говорите, говорите! — отвечала принцесса Конде. — Я буду так счастлива, если буду в состоянии сделать для вас что-нибудь.
— Вы можете это сделать.
— Так скажите, что такое?
— Во-первых, назначьте меня настоятельницей монастыря святой Редегонды. Место это не занято со времени смерти госпожи Монтиви.
— Такое место для вас, милая дочь моя! Это невозможно!
— Во-вторых, — продолжала Клара несколько дрожащим голосом, — позвольте мне предать земле в моем поместье де Канб тело жениха моего, барона Рауля де Каноля, убитого жителями Бордо.
Принцесса отвернулась и приложила к сердцу трепетавшую руку.
Герцог де Ларошфуко побледнел и не знал, что делать, куда глядеть.
Лене отворил дверь кабинета и убежал.
— Ваше высочество не отвечаете, — спросила Клара, — отказываете мне? Может быть, я прошу слишком много?
Принцесса могла только кивнуть головою в знак согласия и упала без чувств.
Клара повернулась, как статуя, все дали ей дорогу. Она прошла прямо и бесстрастно между всеми этими людьми, которые склонялись перед нею.
Только когда она вышла из залы, придворные заметили, что никто не подумал помочь принцессе.
Минут через пять на дворе застучала карета: виконтесса уехала из Бордо.
— Как прикажете распорядиться? — спросила маркиза де Турвиль у принцессы, когда она пришла в себя.
— Исполнить обе просьбы виконтессы де Канб и вымолить у ней прощение мне.
Эпилог
I. Пейсакское аббатство
Со времени описанных событий прошел месяц.
Однажды в воскресенье вечером после церковной службы игуменья монастыря святой Редегонды в Пейсаке вышла после всех из церкви, выстроенной в конце монастырского сада. По временам она обращала свои заплаканные глаза в сторону мрачной заросли из лип и сосен с таким глубоким выражением горести, словно сердце ее оставалось в этом месте, и она не в силах была удалиться.
Безмолвные, с покрытыми головами, монахини шли впереди, вдоль единственной аллеи, ведущей к зданию монастыря, и казались какою-то процессиею призраков, возвращавшихся в свою могилу, от которой по временам все еще отворачивался один из них, все еще жалевший об утраченной земле.
Монахини одна за другою исчезали под темными сводами монастыря. Игуменья следила за ними глазами до тех пор, пока не скрылась последняя из них. Тогда она опустилась на капитель готической колонны, наполовину скрытой в траве, с выражением полной безнадежности.