Остальное мы знаем.
Нанон ждала Каноля так, как ждет влюбленная женщина, то есть десять раз в минуту смотрела на часы, беспрестанно подходила к окну, прислушивалась ко всякому стуку, посматривала на красное великолепное солнце, которое скрывалось за горою и уступало место сумраку. Сначала постучались в парадную дверь; Нанон выслала Франсинетту. Но это был мнимый поваренок, который принес ужин. Нанон выглянула в переднюю и увидела лжепосыльного от метра Бискарро, а тот заглянул в спальню и заметил там накрытый столик с двумя приборами. После этого Нанон приказала Франсинетте разогревать ужин, печально притворила дверь и вернулась к окну, из которого даже при ночной темноте можно было видеть, что на дороге никого нет.
Но внезапно другой стук, не похожий на первый, раздался у задних ворот домика. Нанон вскрикнула: «Вот он!». Но, боясь ошибиться, она молча и неподвижно стояла в своей комнате. Через минуту дверь отворилась и на пороге появилась Франсинетта, печальная, смущенная, с запиской в руках. Молодая женщина увидела бумагу, бросилась, вырвала ее из рук служанки, распечатала и прочла со страхом.
Письмо поразило Нанон как громом; она очень любила Каноля, но у нее честолюбие почти равнялось любви. Теряя герцога д’Эпернона, она лишалась будущего своего счастья, а может быть, даже и приобретенного состояния. Однако ж она была женщина умная. Погасив свечу, которая могла выдать ее, она подбежала к окну и вовремя выглянула: четыре человека подходили к домику и были уже близко, не более как в двадцати шагах. Человек в плаще шел впереди; в нем Нанон тотчас узнала герцога. В эту минуту в комнату вошла Франсинетта со свечой. Нанон с отчаянием взглянула на приготовленный стол, на два прибора, на два кресла, на две вышитые подушки, которые дерзко белели на фоне занавесок из темнокрасной камки, наконец, на свой соблазнительный ночной туалет, превосходно гармонировавший со всеми этими приготовлениями.
«Я пропала», — подумала она.
Но почти в ту же минуту ее быстрый, находчивый ум вернулся к ней, и она улыбнулась. С необыкновенной быстротой она схватила стакан, приготовленный для Каноля, и бросила его в сад; вынула из футляра золотой бокал с гербом герцога, поставила его прибор возле своего; потом, дрожа от страха, но с улыбкою на лице спустилась по лестнице и подошла к двери в ту самую минуту, как раздался громкий и торжественный удар.
Франсинетта хотела отпереть дверь, но Нанон удержала ее руку, оттолкнула и с быстрым взглядом, который у уличенных женщин так хорошо дополняет мысль, сказала:
— Я ждала герцога, а не Каноля. Подавай ужин, скорей!
Потом она сама отперла и, бросившись на шею человеку с белым пером, лицо которого приняло самое суровое выражение, воскликнула:
— А, стало быть, сон не обманул меня! Пожалуйте, дорогой герцог, все готово, будем ужинать.
Д’Эпернон стоял в недоумении; но ласки хорошенькой женщины всегда приятны, поэтому он позволил ей поцеловать себя.
Однако, вспомнив тотчас, что имеет в руках неотразимые доказательства измены, он отвечал:
— Позвольте, сударыня, прежде ужина нам непременно нужно объясниться.
И, сделав знак рукой своим спутникам, которые почтительно отошли, впрочем, недалеко, сам он вошел в дом тяжелыми шагами.
— Что с вами, дорогой герцог? — спросила Нанон с веселостью, разумеется притворной, но очень похожей на настоящую. — Не забыли ль вы чего-нибудь здесь с прошлого раза, что так внимательно осматриваете комнату?
— Да, я забыл сказать вам, что я не такой дурак, как Жеронт, которого выставляет господин Сирано де Бержерак в своих комедиях. Забыв сказать вам про это, я лично являюсь, чтобы вы в этом убедились.
— Я вас не понимаю, монсеньер, — сказала Нанон очень спокойно и простодушно. — Объяснитесь, прошу вас.
Герцог поглядел на два стула, со стульев взгляд его перешел на два прибора, с двух приборов на две подушки и тут задержался дольше. Лицо герцога покраснело от гнева.
Нанон предвидела все это и ждала последствий осмотра с улыбкой, которая позволяла увидеть ее зубы, белые как жемчужины. Только эта улыбка отзывалась чем-то болезненным; и эти белые зубки ее, верно б, скрежетали, если бы не были сжаты от страха.
Герцог посмотрел на нее грозно.
— Я всегда с удовольствием жду вашу милость, — сказала Нанон с прелестным поклоном. — Что вы хотели знать?
— Моя милость с удовольствием хотела бы знать, зачем вы приготовили ужин?