— Вы были достаточно близки с Катрин Милле, чтобы, войти или часто бывать в том мире, который можно назвать «оргиастическим»; как вы относитесь к ее свидетельствам?
— Мне с самого начала было интересно увидеть описание святилищ этого мира, который я в самом деле посещала лишь изредка, прежде всего из любопытства, в ту великую эпоху беспутства, тогда как она принадлежала ему всецело. У нее интересная манера описания: с неожиданных сторон (количество действующих лиц, место действия и т. д.), отстраненным тоном, очень сдержанным языком, избегающим тех крайностей, которые свойственны произведениям порнографического характера. Больше всего мне нравится, что она смотрит на себя как бы со стороны, словно говорит о двойнике, который одновременно и она сама, и кто-то другой: Катрин М. — это и Катрин Милле, и другая женщина.
— А вы каким-то образом присутствуете в ее творчестве?
— В ее стиле — да, конечно; но также и в подробном описании тех мест проведения «оргий», которые я посещала, при этом, как я уже говорила, не принадлежа к числу постоянных участников. Я узнавала себя и по некоторой застенчивости, послушности, неспособности «приказывать» (когда «другие» должны сами догадываться о ваших намерениях), — качествам, которые в молодости были мне присущи; по сладкому опьянению, забытью, когда словно погружаешься в волны неизмеримого океана; по той легкости, с которой отделяешь сексуальную жизнь от чувствительной. Мне также нравится точность ее описаний, и в особенности ее мастурбационные сценарии; по этому поводу я спрашивала ее, не потеряют ли они свою силу, воплощенные при свете дня; смогут ли они быть действенными при свете; и она ответила: да; что касается меня, когда я вижу их выставленными на свет, они теряют всю свою действенность, обесцениваются.
— Некоторые упрекают автора этих сочинений в излишнем нарциссизме. А вы не замечали за ней этого свойства?
— Лично я в принципе не испытываю враждебности к нарциссизму: все зависит от «Нарцисса». В данном случае я нахожу упрек необоснованным: конечно, она смотрит на себя, обращается к себе, пишет о себе очень подробно, но без особого самолюбования; таким образом, этот подводный камень, если он и есть, она обходит; упрек в эксгибиционизме кажется мне более справедливым. Ее безоговорочные сторонники пытаются отклонить его, приводя в качестве аргумента тот факт, что ее книга — литературное произведение, как будто это само по себе создает преграду для эксгибиционизма и, как следствие — для читательского вуайеризма; мне трудно представить, что Катрин Милле с тем же успехом смогла бы продать больше ста тысяч экземпляров эссе о понятии пространства в современном искусстве. Отвергать подобный упрек — значит скрывать свое истинное лицо! Что до меня, я не нахожу ничего предосудительного в эксгибиционизме как таковом: опять же все зависит от эксгибициониста, от того, кто именно выставляет себя напоказ и как.
— Какая связь между нарциссизмом и эксгибиционизмом в сексуальной сфере?
— Нет, одно не связано с другим: можно любить выставлять себя напоказ, не имея при этом особой склонности к нарциссизму или обладая ею в той же степени, что и любой другой человек; можно обвинить меня в эксгибиционизме, поскольку я описывала в книге эротические церемонии, которые сама устраивала (по крайней мере, некоторые из них) и поскольку я охотно демонстрирую себя на садомазохистских вечеринках, в импровизациях, которые я устаиваю с теми и над теми партнерами, которые сами любят выставляться напоказ — не являясь, насколько я знаю, сильно склонными к нарциссизму (впрочем, это относится и ко мне). В этом случае вуайеристы (вуайеристки) являются нашим естественным дополнением, и между ними и нами на время устанавливается связь — сильная и напряженная, как и само удовольствие. Все это знают (во всяком случае, всем стоило бы это знать). Эксгибиционизм также играет роль в моей личной сценографии, но в меньшей степени.