И тут, движимая то ли вдохновением, то ли страстью, Элизабет решительно подошла к трюмо и вытащила из запиравшегося выдвижного ящика блокнот и ручку. Чернила изливались из пера, как кровь из вспоротой вены. В комнате холодало, но Элизабет не бросала работу даже для того, чтобы накинуть халат. Она не остановилась до тех пор, пока ее фантазии — первая о конюхе, вторая о незнакомце — не оказались на бумаге. И, странное дело, чудо свершилось. Извращенная игра воображения прекратилась, словно терзавшие ее образы прорвались из воспаленного мозга на волю, попали в блокнот и остались там, пригвожденные к бумажным листам.
Потом Элизабет уснула и спала крепко и без сновидений, а наутро она первым делом позвонила Лиле, торопясь сообщить о своем решении.
Только потом, несколько часов спустя, она начала терзаться сомнениями. Лила, безусловно, обрадовалась тому, что сестра приняла решение в ее пользу. Опасаясь, как бы Элизабет не передумала, Лила заехала к сестре, чтобы забрать написанное накануне ночью.
Она буквально выхватила страницы из рук сестры.
— На всякий случай, — сказала она и тут же спросила: — Что заставило тебя решиться?
Элизабет радовалась тому обстоятельству, что все происходило в понедельник утром и обеим приходилось спешить. Времени для обстоятельного разговора не хватало, и, следовательно, не пришлось объяснять мотивы своего странного поступка. Тем более что говорить кому-либо о том, что произошло накануне ночью, Элизабет не собиралась. Этот секрет она намеревалась хранить до гробовой доски.
— Лишние деньги не помешают, — уклончиво ответила она. — Если ты считаешь, что мои опусы достойны опубликования, отправь их в редакцию. Но имей в виду: ты не заденешь моих чувств, если сочтешь, что они никуда не годятся.
— Сгораю от любопытства. Так хочется поскорее прочитать! — сказала Лила, облизнув губы.
Все утро Элизабет ждала звонка от сестры. К обеду она решила, что раз Лила не звонит, то, наверное, рассказы ужасные.
В отеле было тихо, покупателей почти не было. После ленча, состоявшего из сыра и фруктов, Элизабет принялась за изучение каталогов. Когда зазвенел колокольчик над дверью, извещавший о появлении клиента, она подняла голову с дежурной улыбкой.
Улыбка застыла на ее губах, когда она увидела на пороге Теда Рэндольфа. Элизабет едва не упала с высокого табурета. Несколько секунд, показавшихся ей вечностью, они смотрели друг на друга.
Наконец он произнес:
— Привет.
Элизабет побоялась встать — колени ее предательски дрожали. Влажными ладонями она разгладила юбку. Мочки ушей безбожно горели.
— Здравствуйте.
И вновь повисла напряженная тишина. Тед первым отвел взгляд и осмотрелся.
— Я заглядывал в ваш магазин через витрину, но внутри никогда не был. Здесь очень мило.
— Спасибо.
— И пахнет приятно.
— Я продаю и мешочки с пряными травами.
Элизабет показала корзину, наполненную маленькими подушечками из кружев, набитыми сухими цветами и ароматными растениями.
Неужели она действительно ночью млела в объятиях этого мужчины? Обнаженная, если не считать тонкой батистовой ночной сорочки? Неужели это она страстно прижималась к нему и целовалась так, что и сейчас, много часов спустя, от одного воспоминания у нее кружилась голова? Неужели это они спокойно обсуждают ассортимент товаров, говорят о мешочках с пряностями? В субботу ночью она готова была убить его за то, что он не предпринял попытки соблазнить ее, за то, что был таким выдержанным. Ну что же, прошлой ночью Тед вел себя иначе. Но вместо того чтобы испытывать гнев, Элизабет чувствовала смущение.
Она наблюдала, как он подошел к стеллажу с подарочными, пропитанными духами изданиями и, взяв в руки книжку, понюхал ее.
— «Шанель»? — спросил он, глядя на Элизабет через плечо.
Она молча кивнула. Интересно, кто из его знакомых любит «Шанель»?
Положив книгу на место, Рэндольф подошел к высокому стенду с конфетами. Она разложила коробки так, чтобы вид радовал взгляд, но на такое скрупулезное изучение, каким подверг коробки Тед, не рассчитывала.