— Ты работаешь на таком бойком месте, так почему бы не вступить в игру? — спросила Лила.
Элизабет сделала вид, что не поняла намека.
— Разве ты не занята сегодня? — поинтересовалась она. (Сестра работала тренером по восстановительной гимнастике.)
— Только в половине пятого. Не увиливай, один из тех мужиков на тебя смотрит, — сказала Лила, непринужденно помахав рукой мужчине в фойе. — Бери его, пока тепленький. Что ты теряешь?
— Во-первых, самоуважение, — с нажимом ответила Элизабет. — Я не такая, как ты, Лила. Для меня секс — не игра, как ты это называешь. Для меня секс — это прежде всего любовь! Секс подразумевает брак.
Лила закатила глаза, словно желая сказать: «Вот сейчас начнется проповедь!»
— Ты ведь никогда не любила, так откуда тебе знать, о чем я говорю? — раздраженно спросила Элизабет.
Лила внезапно оставила свой насмешливый тон.
— Хорошо, послушай, что я тебе скажу, — уже серьезно заявила она. — Я знаю, что ты любила Джона. Мне известно, что в вашем романе с самого начала все было как в книгах. Товарищ по колледжу, любовь с первого взгляда, всюду вместе, все на двоих. Одно эскимо, одна содовая — две соломинки. Ваша любовь была сладкой до приторности, меня даже мутило иногда. Но все это в прошлом, Лиззи! Его нет. Он умер. — Лила перегнулась через прилавок и взяла сестру за руку, зажав ее ладонь в своих. — Прошло два года с тех пор, как он погиб. Ты не создана для монастыря, почему же живешь как отшельница?
— Ничего подобного, у меня есть магазин. Ты знаешь, как много времени и сил он отнимает. Я не сижу дома, как некоторые, не рву на себе волосы и не плачу. Каждый день я приезжаю сюда и зарабатываю на жизнь себе и детям. Я занимаюсь их воспитанием и принимаю участие в их жизни.
— Это верно, ты живешь жизнью своих детей. А как насчет твоей собственной? У тебя есть своя жизнь? Когда ты не работаешь, а дети уже спят, что тогда? Что вдова Берк делает лично для себя?
— Вдова Берк слишком устает к тому времени, чтобы заниматься чем-нибудь серьезным. Она тоже идет спать.
— В одиночестве.
Элизабет издала вздох, похожий на стон, дававший сестре понять, насколько она устала от этого бессмысленного разговора. Лила предпочла не обращать внимания на молчаливый протест.
— И как долго ты намереваешься довольствоваться фантазиями?
— Я не фантазирую.
Лила рассмеялась:
— Меня не проведешь, сестричка! Ты безнадежно романтична. Я помню, как ты обвязывала мою голову полотенцами и превращала в свою придворную даму, а сама изображала принцессу, ждущую Прекрасного Принца.
— А когда он приезжал, ты заманивала его в ловушку, заставляя сражаться с огнедышащим драконом, — парировала Элизабет со смехом.
— Да, но если дракон одерживал верх над принцем, я бежала и вызволяла несчастного юношу из беды.
— В этом-то и разница между нами. Я всегда свято верила, что принц одолеет любого дракона.
— Ты ждешь очередного принца, Лиззи? Мне страшно неприятно сообщать тебе об этом, но, увы, принцев больше нет.
— Я понимаю, — задумчиво ответила Элизабет.
— Значит, надо довольствоваться кем-нибудь другим. Например, обычным парнем из тех, что не запрыгивают сразу в обе штанины, а надевают брюки менее геройским способом: сначала одну штанину, за ней вторую. И так же снимают, — добавила Лила с двусмысленной усмешкой.
Элизабет снова ускользнула в мир фантазий. Тот конюх не снял брюк, а лишь расстегнул их. Он был слишком нетерпелив. И его нетерпение необычайно возбуждало ее. Сердце Элизабет затрепетало, но она оборвала сон наяву. Довольно, мечтам пора положить конец. Все это просто смешно. Элиза готова была свалить собственную вину за «отклонения» на сексуальной почве на сестру. Если бы Лила всякий раз не заводила этот разговор, ей, возможно, не приходилось бы задумываться о том, чего она лишена.
— Что же делать, — сказала Элизабет. — В наши дни не так-то легко найти стоящего мужика, не говоря уж об особе королевской крови. И все-таки я не собираюсь бросаться на первого встречного.