Элизабет слегка меняла черты воображаемых любовников, то осветляя волосы, то делая более темными глаза, так, чтобы они не копировали Теда, но пират из последней серии был словно списан с Рэндольфа. Таким, должно быть, Тед был в юные годы.
Закончив свою работу, маникюрша привела Элизабет к стилисту, которому предстояло уложить волосы. Мастер снял бигуди, Элизабет ждала дальнейших манипуляций, но дорогой парикмахер попросил ее наклониться, откинул волосы и без помощи расчески, действуя только пальцами, причесал их. Элизабет была удивлена. Ей казалось, что за тридцать долларов с ней могли повозиться и подольше, но, как говорится, он — стилист, ему виднее… Когда Элизабет откинула голову назад, ее натуральные светлые волосы стояли дыбом.
Ну что ж, в этом тоже была какая-то прелесть. Новый имидж.
Настолько новый, что, когда она вошла в дом, дети в один голос закричали:
— Эй, мама, ты выглядишь как танцовщица!
— Господи… — простонала Элизабет.
Перед тем как уйти, миссис Алдер проинформировала Элизабет о том, что дама из химчистки позвонила и сказала, что с ее платьем возникла какая-то проблема.
— Какая? — убитым голосом спросила Элизабет, представив, что химикалии, используемые при чистке, выжгли на ее лучшем платье дыру.
— Она не сказала, но я уверена, что ничего страшного. До свидания.
На самом деле новость была убийственной. Новенькая работница отправила ее единственное приличное платье другой миссис Берк. Они пытались дозвониться до нее, но тщетно. Оставалось ждать до понедельника.
— Боюсь, что вы сможете получить свое платье только в начале следующей недели.
К концу разговора Элизабет была готова позвонить Адаму Кавано и, сославшись на непредвиденные обстоятельства, отменить встречу. Она уже искала номер отеля в записной книжке, когда раздался телефонный звонок.
— Привет, это я! — весело сказала Лила. — Я заработала для тебя триста семьдесят два доллара, но видит бог, как я устала. Решила позвонить перед тем, как выпить стаканчик.
— Лила, у меня неприятности… — Элизабет упала в ближайшее кресло и принялась объяснять сестре про платье: — У меня нет другого, подходящего для такого случая.
— Знаешь, по-моему, ты должна только радоваться. В этом платье тебе можно сто лет дать. Я принесу что-нибудь из своих шмоток.
— Своих?!
— Да. Что ты так испугалась? — обиженно спросила Лила.
— На тебе твои вещи выглядят потрясающе, — принялась оправдываться Элизабет, — но ты же знаешь, наши вкусы не совпадают.
— Я принесу самые немодные тряпки.
— Большое спасибо.
— Ну вот, цель достигнута. По крайней мере я заставила тебя улыбнуться. Выпей что-нибудь для расслабления, а я сейчас приеду.
Элизабет разрешила детям испечь печенье из готового теста — только вырезать формочкой и положить в духовку, — а сама отправилась наверх принять ванну. Для нее этот способ расслабиться был предпочтительнее, чем тот, что предложила Лила. Полулежа в ванне, она дописала эпизод с пиратом, придуманный днем в салоне красоты. Пусть избито и банально, зато занимательно. Если даже для публикации не подойдет, Лила получит удовольствие. Сестра оказала ей услугу, теперь очередь Элизабет.
Запах горелого печенья достиг Элизабет, едва она открыла дверь ванной. С исписанными листами в руке она бегом сбежала по лестнице, чтобы спасти остатки печенья. Мэган и Мэтт, увлеченные фильмом, забыли включить таймер духовки. Пока все трое разгоняли дым, приехала Лила.
— Наконец-то классная прическа! — воскликнула она.
Дети дружно рассмеялись, Элизабет закатила глаза.
— Что я сказала смешного? — с недоумением спросила Лила.
— Да ничего, — быстро ответила Элизабет и, схватив сестру за руку, потащила ее наверх. — Давай посмотрим, что за наряды ты мне притащила!
Сестры были похожи и цветом волос, и цветом лица. Разницу трудно было заметить не приглядываясь, но, странное дело, яркие цвета, которые как нельзя лучше подходили Лиле, делали Элизабет бледной. Она терялась на ярком фоне — ей действительно нужны были полутона. Из всех принесенных сестрой нарядов она выбрала костюм из длинной юбки и жакета с длинным полупрозрачным шарфом. Весьма приличный костюм: нарядный и в меру соблазнительный. Оттенок розового был чуть ярче, чем выбрала бы для себя Элизабет, но, надо признаться, он ей шел.