Но губы…
Полные, сочные, мягкие, вечно вытянутые в улыбку еë лягушачьего рта, освещали это недоразумение таким светом… необыкновенным.
Всем казалось, что Нелька безмерно счастлива видеть именно вас. И люди, непроизвольно, улыбались Нельке в ответ, чисто и по-детски.
Эти Нелькины губы тянули к себе всех – собак, кошек, бабулек у подъездов, мальчишек, шелуху от семечек, сигареты без фильтра, пиво из полиэтиленовых пакетов…
Сидя на скамейке, Нелька задирала высоко свои ходулястые ноги, и хохотала без продыху над глупостями, изрыгаемыми прыщавыми ухажёрами.
Ей был приятен этот светлый мир, в котором, изредка, проносились по еë ребристому телу потные ладони дурачков. Но это было так, как щекотка, или игра.
Ничего не вспыхивало, не зажигалось по-девичьи, внутри Нельки на эти бестолковые ладони.
Школа окончилась для Нельки внезапно. В образовавшуюся в Нельке после ухода детства пустоту, мать, не задумываясь, впихнула свои ведра и тряпки, в придачу к старым галошам, и отправила еë мыть подъезды.
И улыбчивая Нелька пошаркала по своей жизни.
Прогулки за гаражами с парнями, посиделки в песочницах, редкие вылазки на танцплощадки, катили еë тощее тело ровненько и без ухабов.
С получки, и халтурки Нелька накопила на синие джинсовые штаны. И влипла.
Новые джинсы были чудо как хороши. Они хрустели и пахли чем-то новым, взрослым, неизведанным.
Нелька выпорхнула в новых джинсах из своего подъезда в объятья тёплого августовского вечера, улыбаясь счастливо этому миру.
– Где тут квартира двадцать четыре? – Раздался с небес будоражащий воображение голос.
Нелька, непривычно для еë высокого роста, задрала голову, и обомлела.
Золотое летнее Солнышко запуталось в льняных кольцах груды волос волшебного принца.
Он сиял, словно древний бог с картинки из учебника по истории. А ещё, он был намного выше Нельки, что делало его просто недосягаемо чудесным.
– В подъезд и направо, – сварливо гаркнул из-за спины красавца пропитой голос Марии, – чë раззявилась, Нелька, иди, куда шла. Только завтра с утра пятый и шестой подъезды промой.
Счастливая Нелька закивала болванчиком, а Мария поволокла очередного постояльца с вокзала в недра своей "хрущëбы".
И Нелька, как завороженная, пошла за ними.
Мария, которой по нездоровью, хватало для отключки и стакана пойла "Три топора", сопела уткнувшись щекой в стол. А вокруг неё дрожал, переливаясь от упругости, воздух всего непознанного и запретного.
Нелька не понимала слова прекрасного незнакомца, входившие в неё, как нож в масло, она, разинув рот, бесстыдно пялилась на всю его необъяснимую красивость, и хотела только одного – заглотить его целиком своими губами, и никогда никуда не отпускать из лягушачьего рта.
Меж тем, Нельку уже уволокло в сторону еë кровати, и она, сама того не ведая, теряла, как лепестки, ненужные свои детские одёжку.
Ладони и губы принца из сказки били Нельку электрическими разрядами, и она подчинялась этим ударам без слов, без звуков… Изгибаясь, поворачиваясь, опускаясь и вздымаясь, взлетая и опадая, извиваясь и вытягиваясь в струну.
Он, словно превратил Нельку в неведомый инструмент, который следовал силе мысли мужчины, его дыханию и желаниям…
В сером оконном проёме раннего утра застыла переполненная непонятным Нелька.
Она, распахнув глаза, высматривала постыдные места на теле обнажённого мужчины, втягивая всем своим естеством его спящие черты.
Грязные подъезды были наспех прошлёпаны тряпкой, и Нелька, стремглав побежала домой.
Звонкой пустотой брякнула хлипкая квартирная дверь. Первая Нелькина любовь бесследно исчезла в недрах железнодорожного вокзала…
– Как это? – Нелька пытливо царапалась в душу Светке Чисовой, которая в свои шестнадцать уже нянчила двухмесячного сына. – Ну вот, что "там" начинается? А?!
Нелька смотрела на Светку, поглаживая свой тощий живот, словно уговаривая, заклиная его на чудо.
Вот уже неделю Нелька бродила у вокзала, заходила на перрон, с тоской заглядывала в окна поездов и электричек. Она, даже, накупила пережаренных масляно-капающих пирогов. Целый мешок.
Просто, Нелька много раз слышала хмельные россказни мамки о том, как она с цыганкой встретилась, и про Нельку в животе узнала.
Но вокзальные пироги на вкус и запах были отвратные, и Нелька с силой бросила кулëк в руки чумазого цыганëнка.
И понеслась прочь, задирая коленки, и рыдая самыми горькими слезами, которые может исторгать разбитое девичье сердце.