Бегом, не разбирая дороги, я помчалась к своему дому. Скорее, скорее за дверь и запереть ее на все замки. Их у меня два. Обычный французский и новинка – самодельный ригельный. Чудо техники.
Не снимая сапожек и всего прочего, я рванула на кухню. Большой глоток водки успокоил мою нервную систему. Мне стало смешно, и я засмеялась. От души. Я остановилась, когда мои глаза увидели часы.
Боже мой! Уже без двадцати минут двенадцать.
Ровно в полночь я выпила фужер хванчкары. В мой дом пришел новый год. А через сорок минут в мою жизнь вернулся Женя, самый первый в моей жизни мужчина. Хотя тогда он был никаким не мужчиной, а моим одноклассником.
Звонок межгорода я различаю, и, прежде чем снять трубку, я несколько мгновений раздумывала. Кто же это может звонить? Мне почему-то вспомнилось Конаково. Осип и Варвара явственно предстали передо мной.
И каково же было мое удивление, когда я услышала, казалось бы, навсегда забытый голос.
Говорили мы ровно три минуты. Лимит. Евгений работает в Западной Германии. Принимает суда, строящиеся для нас. Разговор сумбурный, можно сказать, бестолковый. Я поняла одно. Наше КБ имеет непосредственное отношение к его работе. Там он и узнал обо мне.
– Тамара, – успела я расслышать, прежде чем телефонистка проворковала «Ваше время вышло», – я после десятого буду в Питере.
Вы думаете, что на этом мои новогодние приключения закончились? Ошибаетесь. От такого разговора я, естественно, привела себя в status quo уже фужером водки.
Внеочередное отступление.
Обращаем ваше внимание на то, как и сколько пьет женщина. В одиночку – много. Характерная особенность – не теряет способности рассуждать и ясно излагать свои мысли, а это явный признак зачатков алкоголизма.
Четвертого января уже нового года я стояла у окошка кассы и ждала, когда Таня, наш бухгалтер и кассир одновременно, отсчитает причитающиеся мне командировочные. Я еду теперь на Север. И опять мне предстоит долго, нудно спорить с представителями заказчика. Пить с ними спирт. Они его называют шилом. Спать не в своей кроватке. Есть что ни попадя. Мучиться изжогой. Это все впереди. А пока мне дано два дня.
Как ни старался Виктор подвести меня к мысли отдохнуть эти два дня у него, я осталась верна своей квартире. Не поверите, я забыла о том, что далекий и во времени, и в пространстве Евгений практически назначил мне свидание десятого числа.
Мои мысли об отце. Утром пятого я долго валялась в постели. Курила там же. Настоящее безобразие. Вылезла один раз. В уборную и за сигаретами. Трехсотграммовая бутылочка-фляжечка с трехзвездочной жидкостью у меня в прикроватной тумбочке. Это у меня что-то вроде снотворного.
Лежу. Попиваю и покуриваю. Так скажешь – и, кажется, что не сильно нагрешила. А можно сказать, например, поразвратничаю. Это тоже для вас будет звучать не так резко? А если совсем откровенно и этак по-русски – ***. Смешно.
Ну и накурила. Стерва баба, брысь из-под одеяла и быстро открыла окно! Нечего больше валяться! Душ. Легкая зарядка с эспандером. Чай крепкий и сладкий. Яйцо всмятку и бутерброд с сыром. И… Опять, стервозина, сигарета.
На часиках половина двенадцатого. Ничего себе, сказала я себе. Еду к отцу. По моим расчетам он должен быть дома. Надела уже дубленку и все же решила позвонить.
– Тамарочка, а папа на работе.
Отчего тогда сама Наташа не на работе?
– Как его здоровье?
– Врачи говорят, обошлось на этот раз. Но надо беречься. Я его на цепочку не посажу. Вот взял и сорвался. А я что-то приболела, – все это Наташа сказала на одном дыхании, и я услышала, что голос ее охрип.
Я поздравила ее с Новым годом и пожелала здоровья. Не раздеваться же. Пошла на улицу. Тоска смертная. Снег порыжел. Люди посерели. Немудрено. Столько выпить. За сутки. Начинают-то на работе еще. У нас в бюро уже часов в десять утра начинается колоброжение. Наши «девочки» шастают от одной комнаты к другой. По всему зданию – а оно у нас не маленькое – распространяются кулинарные запахи. От отдельных особей мужского пола начинает исходить амбре. Приняли уже спиртяги, бедолаги. Мой Витенька не отстает.
Предтеча праздника. И отчего всем весело, а мне грустно? Так и в детстве моем было. И сейчас скучно так, что выть хочется. Иду, не замечая дороги. И лишь когда мои ножки почувствовали сырость и холод, меня проняло. Стоп, машина, как говорят на флоте. Там, за углом, есть кафе. Там отогреюсь…
Фи, какая кислятина, это сухое вино! Никаким мороженым его не подсластить.