3. Если невозможно М. Ф-не самой это все наладить, похлопотать, разыскать, растолковать, проверить и т. д., то пусть непременно свяжет нас непосредственно с этим секретарем: мы с ним тогда спишемся. С этим делом надо спешить: как раз через 2–3 недели надеемся выпустить здесь «Пролетарий», и отправить его надо немедленно…»
Встречавшаяся с ней за границей в 1925 году И. А Луначарская-Розенель так вспоминает о М. Ф. Андреевой: «Сквозь расступившуюся толпу гостей, — пишет она, — к нам приближается женщина, немного выше среднего роста, с коротко стрижеными рыжеватыми волосами, в очень изящном и скромном светло-сером платье. Она еще издали приветливо улыбается Луначарскому. Но по дороге ее останавливает советник французского посольства. Сделав знак Анатолию Васильевичу, она задержалась, свободно и непринужденно беседуя с дипломатом… В огромном переполненном зале Мария Федоровна раскланивалась направо и налево, у нее были десятки знакомых; она переходила с русского на французский, английский, немецкий, итальянский без всяких усилий; она умела сказать каждому любезное приветливое слово и в то же время была полна чувства собственного достоинства. Вслед за ней доносился шепот: «Фрау Андреева! Ну да, знаменитая фрау Андреева!» Иногда произносилось «Gorky». Видно, берлинцы хорошо знали Марию Федоровну». После октябрьского переворота Андреева живет за границей. В Ленинград после пятилетнего отсутствия она приехала в отпуск, отдохнуть.
Получивший доверие новой власти Алексей Максимович Горький в феврале 1919 года возглавил Экспертную комиссию при Наркомвнешторге, которая «работала по созданию фонда из предметов искусства и роскоши, могущих быть использованными для товарообмена с заграницей». В этом деле пролетарскому писателю помогала его любимая женщина — М. Ф. Андреева, осуществлявшая функции курьера и партнера на переговорах с иностранными торговцами. В январе 1922 года для многих стало неожиданным назначение заведующей киноподотделом Торгпредства РСФСР в Германии Марии Федоровны Андреевой, урожденной Юрковской, по мужу — Желябужской.
В 1917 году Андреева переехала в Петроград. После Октября работала заведующей местным театральным отделом, художественным подотделом. И вот вдруг — торговля. Душа к новому делу не лежала. Все сильнее и сильнее тянуло домой. Очень хотелось назад, в театр. На сцену. Но приходилось себя пересиливать. В 1925 году М. Ф. Андрееву повысили в должности. Назначили заведующей художественно-промышленным отделом торгпредства. Поручили уже не покупать немецкие кинофильмы, а продавать изделия кустарей России и Украины, Закавказья и Средней Азии: ковры, холстины, рогожки, вышивки, игрушки, изделия из бересты и кости, бочонки… А заодно и антиквариат. Точнее, контролировать выполнение долгосрочного соглашения, заключенного еще в октябре 1923 года с одной из ведущих берлинских фирм, проводившей аукционы произведений искусства — «Рудольф Лепке».
Николай Семенович Ангарский вместе с Марией Федоровной Андреевой сделал первый шаг на том роковом пути, который через несколько месяцев привел к распродаже культурного достояния. К разграблению Эрмитажа. А помог им Наркомфин РСФСР, также внесший собственный «вклад» в развитие трагических событий. Жена Горького Екатерина Павловна оставалась гордой и держала себя достойно и тогда, когда произошла семейная драма и муж оставил ее, уехав с Андреевой. Ее интимным другом стал Михаил Константинович Николаев — руководитель акционерного общества «Международная книга». Незадолго до начала первой мировой войны Екатерина Павловна ездила в Италию. Там она сказала Горькому, что собирается замуж. «Он встал на дыбы». Горький был решительно против этого естественного намерения оставленной им женщины. Однажды к ней на квартиру явились послы нескольких стран, это было тогда, когда Екатерина Павловна возглавляла Красный Крест. Вышел Михаил Николаев и сказал собравшимся, что Екатерина Павловна извиняется за опоздание, но вот-вот будет. Приехав, она прошла к себе в будуар, чтобы переодеться. Затем раздвинулась портьера и появилась Екатерина Павловна с царственной осанкой. Английский посол наклонился к французскому послу и сказал по-французски: «Вот бы кого в русские императрицы!» Ее ум мог показаться холодным, но это происходило от того, что она умела скрывать и никому не показывать своих чувств.