— Я люблю вас, но не могу отказаться от своих убеждений! Этому ты сам меня научил. Когда ты собирал подписи против матрикуляции студентов, твои братья, конечно, говорили: «Что ты делаешь, Дмитрий? У тебя на руках молодая жена!» Но ты же не отказался от своих убеждений, и был уволен со службы! А потом ты вел бесконечные процессы по политическим делам и принимал участие в самых разнообразных общественных организациях, за что и был выслан из Петербурга. И опять ведь твои братья говорили тебе: «Что ты делаешь, Дмитрий, ведь у тебя шесть детей на руках». Но ты продолжал делать то, что считал нужным по своим убеждениям.
Отец ничего мне не ответил. На следующий день я вернулась домой только вечером, никого не застала и ушла в свою комнату. Вдруг слышу быстрые, мелкие шаги отца. Он подошел к моей двери, постучал и, когда я открыла, вынул из жилетного кармана какую-то записочку и передал мне со словами: «Вот кто-то из твоих знакомых просил передать тебе». Ясно было, что он из осторожности не хотел оставить записку у меня на столе и взял с собой, а вернувшись домой, принес мне.
Никогда больше отец не говорил со мной о моей работе. В 1906 году меня опять арестовали. Приходя ко мне на свидание, отец умело передавал присланные мне записки.
Умер он весной 1918 года 90 лет от роду, сохранив полную ясность ума до конца жизни. В последние недели своей жизни он говорил мне по поводу жалоб членов нашей семьи, сестры и брата, а также матери, на разные неустройства первых времен Советской власти: «Странные люди все наши. Как они не понимают, что после того переворота, который произошел, должно пройти какое-то время, чтобы все пришло в порядок.
Отец мой оказывал на меня огромное влияние, и я ему обязана очень и очень многим.
Мать моя, Поликсена Степановна, в молодые годы занималась в воскресных школах.
В ее библиотеке были собрания сочинений Н. А. Добролюбова и Д. И. Писарева, которыми я зачитывалась. Наряду с этим я читала и перечитывала произведения Тургенева, Гончарова, Гоголя, Пушкина, Лермонтова, Салтыкова-Щедрина, а также Золя, Мопассана, Доде (в оригинале), Гете, Шиллера, Лессинга, а по окончании гимназии — Байрона (тоже в оригиналах), так как к тому времени я изучила английский язык Шекспира читала по-русски.
Большое влияние на меня оказал мой дядя, известный критик и искусствовед Владимир Васильевич Стасов. Он выпестовал молодое движение художников, получившее название «передвижников». Трудно в нескольких строках дать обзор огромного материала, вышедшего из-под пера Стасова в защиту нового течения в противовес старому, исходившему из царской Академии художеств, проповедовавшему «искусство для искусства».
Столь же велико влияние В. В. Стасова в области музыки. Стасов был душой музыкального кружка, известного под названием «Могучей кучки».
Оглядываясь на прошлое русского изобразительного искусства и музыки, надо прямо сказать, что В. В. Стасов был для искусства тем же, чем был В. Г. Белинский в области литературной критики. Кстати сказать, Белинский оказал на В. Стасова огромное влияние.
В. В. Стасов был тесно связан с Герценом, бывал у него в Лондоне, за что однажды был задержан на границе и обыскан. Большое влияние на него оказывал Чернышевский.
После смерти директора Публичной библиотеки (ныне Библиотека имени Салтыкова-Щедрина) дяде, как одному из самых давнишних сотрудников библиотеки, предложили пост директора. Но он категорически отказался. В письме к своему брату Дмитрию Васильевичу — моему отцу — он писал, что пост директора может принудить его сделать тестю «пакость», какая недавно была сделана, а именно: в читальный зал ввели переодетых городовых и шпионов, для того чтобы арестовать студентов, которых разыскивала полиция. Этого он не мог допустить ни в коем случае и решил лучше отказаться от высокого поста.
После смерти Александра III всем служащим государственных учреждений были вручены «сослуживческие» медали, как их официально называли, с изображением царя. Получив наряду с другими служащими библиотеки такую медаль, В. В. Стасов принес ее домой и повесил… в уборной. Домашние пришли в ужас. Они говорили ему, что если придут с обыском и увидят медаль в таком неподходящем месте, то это может доставить неприятности. «Ну и пусть!» — ответил он.
Однажды семья Владимира Васильевича была потрясена арестом жившего вместе с ними Александра Васильевича Стасова. Владимир Васильевич отправился в жандармское управление узнать о причинах ареста брата и оказался свидетелем разговора двух жандармов, из которых один утверждал, что арестована «Публичная библиотека», т. е. Владимир Васильевич, а другой не менее горячо доказывал, что арестован «Кавказ и Меркурий», т. е. Александр Васильевич — директор пароходного общества «Кавказ и Меркурий». Эта трагикомедия окончилась освобождением Александра Васильевича. Ясно, что после совершенной ошибки, арест Владимира Васильевича терял всякий смысл, так как за это время он мог, конечно, кое-что из запрещенного и припрятать.