Об этом событии стоит рассказать несколько подробнее. В то время писатели всех поколений нашли себе пристанище в двух верхних этажах красивого здания на углу Невского и Мойки, в бывших апартаментах братьев Елисеевых. Здесь же, в холодных гостиных они устраивали свои диспуты, вели занятия различных студий. В общем, это было чуть ли не единственное место, где интеллигенция города создавала новое советское искусство. Инициатором создания этого дома стал А. М. Горький. Он одновременно являлся как бы ангелом-хранителем для его питомцев. Горький неустанно хлопотал в разных инстанциях, стараясь обеспечить литераторов дровами, светом, продовольственными пайками. В особом душевном и творческом подъеме находилась литературная молодежь. Их оптимизму и веселью не могли помешать ни голод, ни холод. Именно в такой обстановке обитатели Дома искусств решили устроить маскарад. Он должен был стать символом рождения новой эры в литературной и общественной жизни страны. К подготовке подошли со всей серьезностью. Сумели даже договориться с тогдашним директором государственных театров — Экскузовичем насчет костюмов из Мариинской оперы. Продовольственный отдел Петрокоммуны помог с продуктами, а Главтоп пообещал отопить весь дом. На праздник были приглашены деятели литературы, музыки, театра. Костюмы, привезенные из театральных мастерских, оказались далекими от идеалов, и устроителям маскарада пришлось в кратчайшие сроки приводить их в порядок. В результате пестрая толпа маскарада состояла из гостей ларинского бала в деревне, стрелецких жен, днепровских русалок, офицеров из «Пиковой дамы», севильских табачниц, были здесь даже мыши из балета «Щелкунчик». В период подготовки именно к этому балу и зашли три товарища к Ларисе. Она хотела непременно присутствовать на празднике, но никак не могла выбрать костюм. Мандельштам посоветовал ей нарядиться в тунику Артемиды-охотницы, но Лариса высказала опасения, что в ней она попросту замерзнет, да и такой вид может смутить чопорных дам из Дома искусств. Тогда Всеволод высказал почти криминальную мысль. Он пожелал видеть ее в бело-голубом платье с кринолином из балета Карнавал. Тонкие ноздри Ларисы дрогнули. Она прекрасно знала этот шедевр портняжного мастерства. Платье было подлинной драгоценностью: во время спектакля, когда актер выходил в нем на сцену, за кулисами дежурила целая бригада портных и гардеробщиц во главе с Экскузовичем. Последний ни за что бы не согласился одолжить этот раритет даже на четверть часа. Но все это уже не имело значения, у Ларисы загорелись глаза, она на секунду задумалась, прикусив нижнюю губу. Весь ее вид говорил о том, что она будет на балу в этом платье, чего бы это ни стоило.
Наконец, настал долгожданный день. Дом искусств заметно преобразился: стены были задрапированы самым немыслимым образом, везде, где только возможно, висели декоративные лампочки, художники создали галерею дружеских шаржей. Апофеозом всего было огромное панно, изображавшее красноармейский штык, безжалостно вонзенный в толстое пузо мирового капитала. Постепенно начали собираться гости. Они поднимались по мраморной лестнице парадного входа. Зеркала отражали веселую пестроту маскарадного шествия. В зале слышались звуки настраивающихся скрипок, буфет издавал порядком подзабытые запахи. Вдруг на мгновение все затихло — и грянул вальс. Веселая толпа, разбившись на пары, завертелась в безумном цветном вихре. Рождественский, туго затянутый в старинный офицерский мундир, стоял у стены и смотрел на танцующих. Толпа напоминала рассыпанный по стеклянному полу бисер: свет люстр отражался в каждой блестке, монистах, бусах. Он чувствовал себя поручиком Тенгинского полка. Неожиданно его взгляд упал на только что появившуюся маску в бело-голубом платье. Открытые ослепительные плечи отражали все огни в зале, блестящие локоны были перехвачены лиловой лентой, и знакомый дерзкий взгляд смотрел из прорези полумаски. Она была ослепительна. Гости расступились, чтобы дать дорогу прекрасной незнакомке. Она подошла к Всеволоду, положила руку на плечо — и их понесла бессмертная музыка Штрауса. Они кружились среди цыганок, гусаров, рыцарей, все ускоряя и ускоряя движения. Музыка окутала и опьянила их. Лариса торжествовала. Всеволоду пришлось в очередной раз признать, что для этой женщины нет ничего невозможного. Неожиданно огромные глаза Ларисы расширились. Всеволод оглянулся и все понял: в дверях стоял директор государственных театров Экскузович. Его лицо не предвещало ничего хорошего. Лариса постаралась затеряться в пестрой толпе, затем они в мгновение ока проскочили через буфет и едва ли не кубарем скатились до внутренней лестнице. Лариса накинула шубку на плечи, и через секунду автомобиль Морского штаба уже нес их к костюмерным мастерским. Еще немного — и они у цели: узкие коридоры, развешанные везде костюмы, картонный реквизит… Их встретила маленькая круглая костюмерша, бережно приняла платье и вздохнула с облегчением. А в это время Экскузович, крича на весь елисеевский дом, сдобщал кому-то по телефону: «Я сам видел его здесь десять минут назад. Собственными глазами…»