Биографические сведения об этой загадочной женщине носят обрывочный, фрагментарный характер. Многие страницы её жизни даже в дореволюционный период представлялись историкам и исследователям недосказанными, не подкреплёнными фактами и свидетельствами современников. И в этой связи толковались неоднозначно, порождая новые искажения реальных событий и фактов. При этом некоторые попытки документального уточнения биографических сведений, касающихся жизни и секретной деятельности А. де Пальмье, прежде тоже предпринимались. Например, известный русский историк Е.С. Шумигорский свои научные труды неизменно подкреплял документами и архивными материалами. Во время архивных изысканий он обнаружил рукописные мемуары секретного агента де Пальмье. После ознакомления с текстом он предположил, что автором записки является внебрачная дочь статс-секретаря Екатерины Великой И.П. Елагина, о чём он оставил свою пометку на заглавной странице рукописи. Здесь же он ошибочно указал 1796 год как год смерти Елагина. Позднее эту дату, прямо указанную в тексте мемуаров как март 1974 года, исправил другой известный историк и архивист Б.Л. Модзалевский, о чём он тоже оставил свой автограф рядом с предыдущей записью своего коллеги-историка.
В другие факты и события, изложенные в рукописи, ни они сами, ни их последователи, похоже, не вникали, ссылаясь на то, что воспоминания не подтверждены документами и материалами. Сошлись на том, что многие события и факты из жизни загадочного информатора императрицы Екатерины II достоверно неизвестны и ввиду специфики работы секретных агентов для проверки и уточнения остаются недоступными историкам и исследователям.
Предполагали, что даже фамилию русской девицы кто-то переиначил на французский лад. Более того, людей с фамилией де Пальмье среди подданных российской короны найти не удалось. При этом такая надежда остаётся, учитывая названные в воспоминаниях довольно высокое положение её отца.
На наш взгляд, отдельные страницы биографии таинственного информатора сразу трёх российских монархов можно с той или иной степенью достоверности восстановить, опираясь на опубликованную рукопись мемуаров, написанную самой Анной де Пальмье на французском языке. При этом заметим, что поставленную цель достичь будет не просто, поскольку текст воспоминаний изобилует иносказаниями, философско-лирическими отступлениями, намёками и неточностями. Возможно, это было связано с тем, что писала она свои воспоминания, находясь долгие годы в опале. Да и здоровье, судя по некоторым строкам её мемуаров, к 50 годам уже было не тем, что прежде. Считается, что свои мемуары на родном для неё французском языке она написала именно в 1822 году. Русскоязычная краткая выписка из них появилась спустя 8 лет. Чем это было вызвано, автор мемуаров не уточняет.
Кстати, именно сама мемуаристка, а не кто-либо другой, определила свой личный статус и положение при русском императорском дворе как «тайная агентка» российских императоров.
Родословная, как и подлинное имя и дата рождения, а также другие личные данные героини нашего исторического очерка до сих пор остаются под покровом тайны. Как пишет в своих мемуарах сама Анна, родилась она в 1772 году в Санкт-Петербурге. Судя по содержанию мемуаров, возможно, это событие произошло в марте — апреле того года. В своих кратких воспоминаниях она пишет: «Рождение мое стало первым несчастием. Не знаю, как отец перенес это горе, но оно всегда тяготило его»[13]. С чем были связаны столь мрачные воспоминания, героиня нашего очерка не упоминает, что порождало различные предположения прежде и в наши дни.
Однако из того, о чём мы читаем дальше в её мемуарах, складывается впечатление о вполне обеспеченном и даже счастливом детстве девочки. «В пять лет, — вспоминала она, — я свободно читала; исключительные для моего возраста способности пробудили жажду знаний; вкусы мои к 1779 году были необычны для таких лет. Моим излюбленным чтением стал Плутарх; Агезилай, Брут, Аристид были моими любимыми героями. За чадами коронованных особ не ухаживали с таким тщанием, как за мною в юные годы; обожаемая всеми окружающими, я была ребенком всеми обласканным, но, что случается редко, не избалованным. Стать злой я не могла, ибо видела перед собою лишь примеры доброты; вокруг меня были лучшие, наичестнейшие люди»[14].
13
14