— Ах да, Хлоя, не берись пока за это дело. Я бы хотела, чтобы за утро ты закончила буклет к «Неделе ароматов».
— Я почти закончила. Сколько ароматов надо было в него включить?
— А сколько у тебя?
— Около пяти, — отвечаю я, забыв, что из них годится только парочка.
— Придумай еще десяток. И еще. К сожалению, у меня не будет возможности взглянуть на твою работу до двух-трех часов. Так что если закончишь пораньше, отложи буклет до моего прихода. И не переживай, если не успеешь закончить до вечера адресную книгу. Я пришлю к тебе курьера в субботу. Нормально?
— Конечно, — отвечаю я.
Время подходит к четырем. Я не видела Руфь весь день, и, пожалуй, пора приняться за адресную книгу. Вдруг она вернется и все же отправит меня на вечеринку.
Восемь тридцать. Наверное, я одна во всем здании. Я приколола на доску чье-то приглашение и смотрю на него.
Похоже, сидеть мне здесь до ночи. Сейчас только буква «П». Когда я закончу и скопирую файлы, перевалит за полночь.
Вокруг так тихо. Я чувствую вес собственного тела, движение воздуха, когда поворачиваю голову. Даже тепло, идущее от вентиляционной тубы. Слышу, как по проводам бежит электричество. И кто-то зовет меня по имени.
Странно. Наверное, показалось.
Боже мой, опять. Здесь кто-то есть!
Я быстро звоню Зое, но она не отвечает. Прошептав сообщение на голосовую почту, осторожно кладу трубку. Вот, опять! Никто не знает, что я здесь. Может, спрятаться? Хватаю со стола самый большой степлер и убираю за спину. Я умру здесь. Точно умру. За что, Господи, за что? Почему я должна умереть в Валентинов день?
Наверное, Руфь направила по моему следу наемного убийцу. Мужчину. По шагам слышу. Прежде чем он до меня доберется, я с собой покончу. Точно. Прячусь под столом, взмокнув от страха. Я слишком громко дышу. Мне этого не вынести. Я хочу сдаться…
— Хлоя, я знаю, что ты здесь. Хлоя!!
Я выскакиваю со степлером в руках.
Это Стэн. В смокинге. Вылитый Бонд. Джеймс Бонд.
— Ты меня до смерти напугал! Я думала, это убийца.
— Почему?
— А кто бы еще мог знать, что я здесь?
— Зачем ты сдалась убийцам?
— Вдруг Руфь наняла?
— Если так, тебе повезло, что я добрался первым. Я искал тебя на балу, и тут услышал краем уха, что ты до сих пор работаешь.
У меня колотится сердце, по спине течет пот. И не только потому, что я решила, будто меня идут убивать. У Стэна через руку перекинуто самое прекрасное черное шелковое платье, которое только можно представить, и я почти уверена, что оно для меня.
— Это для меня?
— Может быть.
— Нет, серьезно, зачем ты его принес?
— А ты не хочешь пойти на бал?
— Хочу, но где ты взял это платье?
— В одежной кладовке. Оно твое… на сегодня.
— Одежду из кладовки носить нельзя.
— Кто сказал?
— Руфь.
— Эта ненормальная?
— Эта ненормальная — моя начальница и может здорово испортить мне жизнь, если захочет.
— И вот еще…
Стэн протягивает мне розовый фланелевый мешочек на затяжке. Я открываю его и вытаскиваю лакированную туфельку с ремешком и розовой бархатной подкладкой.
— Где ты их взял?
— Одна моя приятельница сделала их для меня… то есть для тебя.
— Приятельница, которая шьет тебе обувь?
— Только эту пару. Она сделала мне одолжение.
— Как зовут твою приятельницу и как ее найти?
— Эмма Хоуп. Она живет неподалеку от Кингз-Роуд в Лондоне.
Я продолжаю стоять, хотя колени просто подгибаются. Глазам своим не верю. Я вытаскиваю из мешочка вторую туфлю. Держу в руках собственное детство. Самое яркое воспоминание лежит на ладони, настоящее, невероятно прекрасное… У меня нет слов. Все равно, что играть во взрослых наоборот.
— Они точно такие, как помнятся мне… Как она догадалась? — шепчу я.
— Я повторил все, что ты сказала тогда в кладовке, и, видимо, она верно поняла. У них даже перламутровые пуговицы. Перламутр настоящий. В твоих, наверное, был искусственный, верно?
— Разумеется. Эти туфли даже лучше тех, что были у меня в детстве.
— Примерь их.
Я снимаю с пуговки черную шелковую петлю и осторожно натягиваю туфельку. Сидит как влитая. Интересно, какого она размера? Провожу по мягкой кожаной подошве. Невероятно новая. Потом я надеваю вторую туфлю. Вот оно, совершенство. Закрываю глаза и пытаюсь вспомнить, какие чувства наполняли меня, когда мама разрешала надеть парадные туфли. Я кажусь себе принцессой.
— С другой стороны, платье должно вернуться в кладовую во вторник. Оно отправится в Италию на выездную фотосессию. Взгляни, не длинновато? Модель, на которую его шили, ростом пять футов десять дюймов.