вращаться домой. Подруга жила в паре кварталов, но к ней незачем было идти. Особенно с тем, что сейчас на душе. Они - подруги, да, закадычные, почти что с детства. Верка - человек предельно открытый и считает, что с ней можно без дипломатии, это правильно, в общем. Можно, но не всегда нужно. Однажды в ответ на самый робкий, туманный намек она высказалась так: "Знаешь, у тебя мировой мужик, и с такой хорошей зарплатой. Тебе не кажется, что ты просто с жиру бесишься?" Надя тогда почти не обиделась, даже посмеялась. Все правильно, все так и есть. И мужик мировой, и зарплата вполне ничего. А где же счастье? Ау, счастье, ты где? Куда подевалось? Ты же было, было, большое, нет - огромное! Когда-то было. А теперь? Приятно было медленно идти по улице, подставляя лицо свежему теплому ветру - весеннее такое ощущение света и счастья в душе. Только ощущение, призрак, на самом деле его нет. Ее весна осталась далеко, а все теперешнее можно только слегка ощутить, полюбоваться со стороны, как вот сейчас! Но никогда больше не окунуться в весну, в счастье, в любовь, как в сладкий омут. Жизнь уже много лет медленная и мелкая река. Без заторов, без порогов. И без омутов. Тошно просто, вот и все! У нее замечательные дети. Она хотела сына и дочку, и они у нее есть. Еще есть работа, которая, уже приелась, но тоже ничего. И дом. Их квартира, в которой есть почти все, что ей хочется, и почти так, как хочется. И муж - не пьет, добрый, покладистый и не зануда. Все, что для бабьего счастья нужно. А само оно, счастье бабье, что такое? Верка однажды ехидно посоветовала: "С алкашом тебе пожить недельки две-три! Такой дуре малахольной точно на целый год адреналина хватит!" Как будто тут понимать - достаточно. Прямо перед ней, в нескольких шагах совсем молодой парень подошел к такой же юной девчонке и протянул цветы. Тюльпаны в блестящей обертке. Девчонка взяла букет и неловко чмокнула парня в щеку. Свидание, классический вариант. Такое еще случается, выходит. Может, это нечто вечное? Эти двое, наверное, не так давно научились целоваться, у них еще все-все впереди. Она проводила глазами удаляющуюся пару. Парень слегка обнимал девчонку за талию и что-то рассказывал, а та смеялась. Когда-то они с Данькой тоже в обнимку ходили по улицам. И было же время, каждая минутка вдвоем была счастьем! Тогда она и подумать не могла о том, что когда-нибудь, в их общем доме, она станет ощущать себя автоматом, который готовит, стирает, гладит, убирает, проверяет уроки, и что там еще? Аполне логично: она проводит дома больше времени, чем он, а ее зарплата - вдвое меньше. По вечерам, перед ужином, он рассказывает ей, как все было на работе. Она слушает и кое-что понимает, смеется иногда, вопросы задает пустяковые. Она создает фон их как бы беседы. На самом деле просто ему надо выговориться. Подытожить прожитый день. В этих разговорах, которые она, в общем-то, любит и ценит, ее можно заменить кошкой. Наде вот почему-то нечего ему рассказать, хотя она тоже работает, и тоже много людей вокруг. А когда и есть что -- он не скрывает, что ему неинтересно. Она в его жизни пустое место. Но, вероятно, ценнее кошки. Вот так. Вместо того, чтобы успокоиться, она продолжает себя накручивать. Той девчонке подарили букет тюльпанов. Интересно, у них повод, или просто так?.. Даня тоже когда-то дарил цветы -- и по поводу, и просто так. До свадьбы это было здорово. Но потом Надя оценила их опасность для семейного бюджета. Хотя первое время Даня цветы все равно покупал. Потом все реже. Как-то ее до слез расстроил огромный букет, который он принес в день ее рождения! Ведь денег не было, а поэтому не было много чего действительно нужного, да хотя бы туфель приличных, к примеру! Теперь они могут позволить себе массу непрактичных подарков, но нет, муж усвоил урок. Он покупает ей фены, миксеры, кофемолки, еще утюг с паром и меховые перчатки, которые она сама для себя заранее присмотрела! А однажды она была просто в восторге от великолепного набора кастрюль яркой расцветки, с пейзажами в виде медальонов по бокам. Поначалу она даже не готовила в них, расставила по кухне для красоты. Даже дети вместо прежних неумелых рисунков теперь мастерят ей прихватки для кастрюль! Стало так грустно, что захотелось заплакать. Она по собственному желанию превратилась в женщину, которой не дарят цветов! Она ведь не против всей этой домашней работы, да пожалуйста! Но только пусть ее любят! Не ценят, а любят! И все, больше ничего не надо. А вообще-то, пора возвращаться. Погуляла и хватит. Дома Надя опять пошла прямо на кухню. За стенкой болтал включенный телевизор. Тарелка с недоеденным ужином исчезла со стола - в ее отсутствие у Даньки, видимо, опять проснулся аппетит. Но в раковине, что при других обстоятельствах ее приятно удивило бы, не было грязной посуды. Сам помыл, что ли? Она наполнила чайник, поставила его на газ. Их с мужем ждет несколько дней натянутого, изматывающего молчания, а потом вернутся домой дети и жизнь войдет в свою колею. И зачем она все это устроила? Сидели бы они сейчас рядом на диване и спокойно смотрели телевизор. И обоим было бы, скажем так, ¬неплохо. Ну, прошла весна, прошла любовь. Так что теперь, не жить? Попробовать подойти и сказать: "Извини, не хотела. Погода виновата". Но сначала - чаю. Горячего. Надя не спеша налила в чашку побольше заварки, потом кипяток. Чай получился очень крепкий, но такой и нужен. Потом она нарезала лимон. Острый как бритва, нож скользнул по пальцу. Это у нее как проклятье, чуть только на душе неладно, сразу режет себе пальцы. Она поспешила прижать ранку кухонным полотенцем. А телевизор за стенкой вдруг умолк. Данька зашел в кухню, молча налил себе чай и уселся напротив. Что, он хочет разговаривать?.. - Я тебя не совсем понимаю. Объясни. Я же не идиот, пойму, наверное? Я, кстати, тебе приятное хотел сказать! В кои веки решил пофилософствовать насчет бабочек! И вляпался. Она улыбнулась. - Да. Это не в твоем духе - философствовать. - Но ты ведь понимаешь, что все это глупости? - Конечно да. Он вскочил и прошелся по кухне, потом снова сел. - А ты вот меня любишь? За что? Популярно мне объясни, Надька - за что ты меня любишь? Или ни за что не любишь? Она не нашлась, что ответить. - Не знаешь, да? И хорошо. И прекрасно! Тогда, может, и любишь. Ну, как можно за что-то любить? Это меркантильность какая-то, а не любовь, ты согласна? - Ну предположим. Она медленно болтала ложечкой в чашке, с интересом ожидая продолжения. - Ты же мне так нужна! Ну не представляешь, как... - Почему, представляю. Как экономка и кухарка. Об этом ведь и речь? Вот зачем она это говорит? Но Данька, к счастью, только отмахнулся. - Может, ты придумаешь также, как назвать меня? Но давай сейчас об этом не будем. В другой раз как-нибудь. Вот это хорошее решение - в другой раз. Тогда сегодняшний вечер еще можно спасти, и они вместе посмотрят телевизор. Но он не собирался сворачивать разговор. - Ты... Ты просто устала. Тебе все немного надоело. - Наверное. - У меня тоже так бывает! - Да?.. - Но ведь это не значит, что я тебя не люблю. Она улыбнулась. - Ладно уж, не заводись. Не любишь - и не любишь... Получилось похоже на шутку. Но он эту шутку не принял. - Но я же тебя люблю! - Да? Ты мне говорил об этом хоть раз за последние пять лет? Или десять?.. - А что, надо говорить? Зачем? Это что, и так непонятно? И потом, я же тебе когда-то все это уже сказал! Ты забыла? Надя рассмеялась, уронив голову на руки. Со стороны это, наверное, еще смешнее. Даня терпеливо дождался, пока она вновь поднимет глаза. - Ты у меня одна-единственная, и навсегда. Я без тебя не в своей тарелке. Ты самая красивая женщина в мире и самая лучшая. Ты - как часть меня самого. Вот рука, например. Ударь по ней - мне больно будет! Тут Надя вспомнила "Войну и мир" Толстого. Там есть что-то похожее, насчет княжны Марьи. Неужели он это читал? - Ты моя женщина, понимаешь? - продолжал Даня, все больше волнуясь. - Но вот за что-то я тебя не могу любить! Так я люблю свои старые туфли - за то, что не жмут... Она прикусила губу: аналогия напрашивалась сама собой, но... Это уже ее собственная вредность хочет все испортить. Она постаралась усилием воли как можно дальше запихнуть эту нахалку, чтобы не мешала. И ей стало Даньку жаль, захотелось погладить и успокоить. А он мучительно соображал, подбирая слова - тема была, действительно, непривычная. Совещания у директора по вторникам намного проще, оказывается. И он сам удивился, насколько эта, в общем, обыденная правда, облаченная в слова, стала иной, более праздничной, интригующей, словно все оттенки их жизни сделались немного ярче. И ему было здорово не по себе, вдруг она настолько ушла в свою обиду, что просто не захочет его понять? - Я тебя очень люблю. Но только я всегда считал, что ты это и так знаешь. Ты ведь все мои мысли наперед читаешь, разве нет? Это уже походило на "толстую" лесть. Но она улыбнулась, и улыбка эта, как он тут же отметил, была самая что ни на есть довольная. Все, у них мир. Он насмешливо прищурился. - Я понял. Мне, чтобы жить спокойно, надо периодически признаваться тебе в любви. Как часто? - и ловко поймал скомканное полотенце, пролетевшее рядом. - Ты меня тоже любишь. Никогда не бросишь чем-нибудь действительно тяжелым... - Это я просто о тебе забочусь. - Ну, спасибо. Любимая. - Можно тебя кое-о-чем попросить? - Почему же нет? - Подари мне цветы. - Какие ты хочешь? - Нет, какие ты хочешь. - Идет. Я предлагаю вот что: одевайся, поедем гулять и я выберу тебе самые роскошные цветы! - Да не нужны мне самые!.. - Короче г