– Что же мне делать, Анатолий Валентинович? – Верочка подняла на заведующего свои вишневые глаза.
– Разве я имею моральное право давать советы по столь деликатному вопросу? – уже другим, вкрадчивым, голосом продолжал Яхтин. – Решать тебе, детка. Вместе с мужем. Но ты всё же объясни своему благоверному, что у тебя несомненный талант, который со временем поможет тебе занять достойное положение в агентстве. Начнешь получать высокие гонорары, а там, глядишь, и муж встанет на ноги. Обзаведетесь жильем, купите машину, дачу, попутешествуете, посмотрите мир… А там уже можно и… – он махнул рукой: – Словом, давай считать, что ты мне ничего не говорила. До понедельника.
Когда девушка вышла, Яхтин сокрушенно покачал головой:
– Ох, Вера-Веруня! Вот так учудила! Как будто это не она три месяца назад разработала шикарный дизайн плаката «Умей предохраняться!» Ну, зачем, спрашивается, создавать искусственные проблемы себе и окружающим?! Не понимаю! – и он снова уткнулся глазами в белый лист, на котором крупно чернели два одиноких слова: «РОССИЯНЕ, РАЗМНОЖАЙТЕСЬ!»
Домик нал обрывом
Тот, кто баламутит воду в тихом омуте, рискует собственной головой
Ну и типом же оказался этот Фомич!
Судьба послала ему в жены редкостную женщину – красивую, добрую, тихую, заботливую, хозяйственную, притом на восемь лет младше его самого. Другой носил бы такую на руках, не скупился бы на ласку, пушинки бы с нее сдувал… А этот?!
Еще и медовый месяц не истек, а он уже заявился домой за полночь – дескать, совещание затянулось. Так и пошло. То совещание, то заседание, то юбилей, то круглая дата, то сдача объекта, то проводы.
Жили супруги в ближнем пригороде, в собственном доме на крутой горке. Внизу протекал безымянный ручей, заросший камышом, а наверх, к металлическим воротам, вела дорожка как раз по ширине мотоцикла с коляской. Возвращаясь домой с очередного “совещания”, Фомич вихрем взлетал по ней и мастерски тормозил на площадке, такой тесной, что переднее колесо едва не зависало над обрывом с острыми камнями внизу. Рокер, да и только! Перед сном он выпивал на веранде чашку крепчайшего чаю, а в перерывах между глотками говорил жене: “Ладная ты баба, Анюта! А только нет в тебе изюминки. Живешь, как клуша…”
Случалось, он говорил ей подобное и при людях, когда в доме собирались гости. Его надтреснуто-мурлыкающий басок звучал вроде бы без обиды, как бы в шутку, но бедная женщина цепенела от его слов и заливалась краской, понурив свою гордую голову. Что творилось в этот момент в ее душе, можно было только гадать. Но за целый вечер ни словом, ни взглядом она не выдавала своего протеста.
И как только он сумел взять над нею такую власть?!
Добро, сам был бы красавцем. А то рожа самая простецкая, нос бульбой, губы жабьи… И должность обыкновенная – дорожный мастер. Казалось, ну, ничем его не проймешь!
Однако же, и у этого человека имелась одна слабость, о которой он сам без утайки рассказывал всем подряд. Еще в детстве нашел он вместе с дружками в лесу ржавый снаряд. Бросили его в костер, а сами сели вокруг. Рвануло так, что двое уже не поднялись. Маленький Фомич не получил даже царапины, но с той поры всегда вздрагивал, если рядом раздавался резкий звук.
Зная эту особенность мужа, Анюта даже крышку на кастрюлю опускала с особой осторожностью.
Как известно, некоторые гуляки с возрастом делаются смиреннее. А этот кочегарил еще пуще. Уже совсем поседел ёжик его жестких волос, уже покрылось морщинами его обветренное и докрасна загорелое лицо, уже стал он дедом (единственная дочь, вышедшая замуж в другом городе, подарила им внука), но продолжал вести себя так, будто имел в запасе еще три жизни. И по-прежнему не было для него ничего милее доброй попойки и чужой юбки. И всё так же лихо, не хуже заправского рокера или каскадера, гонял он на своем мотоцикле.
Что касается его бедной жены, то всю свою нерастраченную нежность она, похоже, перенесла на домашнее хозяйство, которому отдавала каждую свободную минуту. В доме у нее всё сверкало чистотой, аккуратный дворик был всегда аккуратно подметен, клумбы пламенели яркими цветами, а ухоженные грядки радовали глаз. И ведь всё – сама!