Пашка прикинул, что подать заявление это одно, а расписываться — это еще баба надвое сказала. «Согласен я», — говорит. Люба тут же такси, за час они обернулись — и к столу. Расписываться им назначили через двадцать дней. Как день этот подошел, Пашка вспомнил и Любу сторонкой обходит. А она будто так и надо. Никакой ему реакции не выдает. Пашка успокоился, сама, думает, забыла либо от мысли такой отошла. А как снова получка да пьянка подошли, Люба на своем месте с поллитрой: «Добавим, Пашенька?» Увезла его опосля домой, как повелось, а утром тем же манером: «В ЗАГС пошли, снова заявления подавать будем, раз прошлый раз не вышло расписаться». Пашка уже знает, что дело это не опасное, соглашается. Привезла она его, чуть тепленького, в ЗАГС. Тот, в полной потере бдительности, вполуха слушает, о чем Люба с загсовской бабой шепчутся. Берут у них паспорта, то да се, а потом шлепают в них печати и возвращают; «Поздравляем с законным браком, товарищи!» У Пашки и это мимо ума проскочило, ему бы поскорей до коньячка в Любином холодильнике добраться…
Как это вышло у Любы, что их расписали? А очень просто. Она в тот раз, как Пашка увернуться хотел по трезвому делу от записи, в обеденный перерыв в ЗАГС слетала и доложила там, что жених заболел и просит перенести запись дней на десять, как раз на получку следующую. А тем что? Они перенесли. Вот так наша Люба своего Пашку Митрохина заполучила и сама теперь Любой Митрохиной стала. И уж как сложилось у них, так и идет: два раза в каждом месяце Пашка пьет, а Люба его опохмеляет, но в другие дни решительно не дает. Ты мне, говорит, не рушь мой порядок! Я за него пол нервной системы положила! Ничего, сладились. Живут.
Посмеялись женщины над историей хитроумной Любы и незадачливого Пашки и приготовились слушать учительницу Нелю.
История восьмая,
рассказанная учительницей музыки Нелей и представляющая собой развитие темы, начатой Альбиной в ее новелле о мерзавце-тренере, из чего можно заключить, что учителя, пользующиеся своей властью над ученицами в сексуальных интересах, встречаются чаще, чем нам того хотелось бы
Знаете, а у меня история Альбины не выходит. И не рада я, что у меня девочка родилась. Как ее уберечь от опасности, ума не приложу. И какая это несправедливость, что девочку растить — все равно что через джунгли с ней идти. Ни на секунду нельзя из рук выпустить — разорвут! Говорят о каком-то равноправии мужчин и женщин. Какое равноправие?! Человек ты или приманка для хищника, не поймешь. Вы меня уж простите, но мне одна история вспомнилась, похожая на то, что Альбина рассказывала. Тоже кромешный ужас. Ну, уж расскажу вам, все равно из ума нейдет.
Директор нашего музыкального училища метил перевестись преподавать в консерваторию. Долго добивался. Наконец у него реальная надежда появилась, обещали ему с нового учебного года ставку. А тут выясняется, что одна из соблазненных им студенток — он мастер был на эти дела — забеременела. А он женат. И что, как вы думаете, учинил этот тип, чтобы скандала избежать? Пригласил он свою студентку провести с ним отпуск на Черном море, перед тем будто бы, как подать на развод. А у него был друг надежный, врач-гинеколог. И вот они перед отпуском проводят вечер у него с этой девушкой. Соблазнитель и хозяин дома подсыпают ей в вино снотворного, потом ей сверх этого делают обезболивающий укол, и в таком виде гинеколог делает ей аборт. А утром наш директор будит ее и сонную везет в аэропорт, садится вместе с ней в самолет и едет отдыхать. Она чувствует, что что-то у нее не так, на третьем месяце какие-то выделения, боль, но приписывает это дороге, минувшим волнениям. Отдыхают они «дикарями» — прямо на берегу, где-то возле Коктебеля, ставят палатку, питаются в ресторане и так далее. Возвращаются из отпуска, и тут он ей заявляет: «Между нами ничего нет, не было и быть не может. До свидания, спасибо за прекрасно проведенное время. А если вы, милочка, вздумаете на меня клеветать, то можете с училищем распроститься».
Девчонка в слезах бросилась к своей преподавательнице, все ей рассказала, а та прямиком отправилась с этим делом в партбюро.
Вызвали обоих на ковер, спрашивают директора:
— Ездили вы только что с этой студенткой в Крым, как она утверждает?
— Конечно, нет! Я был в санатории в Цхалтубо. Вот моя путевка.
И кладет заполненную и закрытую путевку — запасся заранее. А как девочка может доказать, что где-то на пустом берегу в самом деле их палатка стояла? Тогда велят ей принести из консультации справку о беременности. Она к врачу, а тот ей объявляет: «Никакой беременности у вас нет!» Бедная девочка чуть умом не тронулась. Исключили ее из училища за клевету. Поехала она домой в Вологду, оклеветанная, опозоренная, и отравилась. Спасти не удалось.
Прошло несколько лет, И вдруг тот самый гинеколог еще раз за такое же поганое дело взялся и погорел. Во время следствия он признался, что уже не раз делал такие аборты за большие деньги и назвал всех своих клиентов. Между прочим, публика все такая чиновная, что наш директор между ними был как карась среди щук. Припомнили ему на суде и доведение до самоубийства. Дали три года, но почему-то уже через год кто-то из наших преподавателей встретил его в Омске. Между прочим, опять в музыкальном училище, хотя и рядовым педагогом. Словом, вновь пустили козла в огород. А тех, кто покрупнее, и вовсе к суду не привлекали. Пожурили, видно, в партийных верхах и решили, что этого достаточно.
Да, страшно рожать девочек, пускать их в эту жизнь. Но ведь и мальчика, из которого потом может вырасти такое чудище, тоже невесело иметь? Ведь у этого нашего директора и у того гинеколога, у них ведь тоже были матери? Что же их так вызверило?
— Да-а! — задумчиво протянула Ольга. — Страшное дело, когда мужик только и есть что подставка для своего члена!
А бичиха Зина спросила, ни к кому, собственно, не обращаясь?
— А вот, девки, интересно бы знать, есть ли на свете баба, которую бы никто и никогда снасильничать не пытался? Я так думаю, разве страхолюда какая… Дак ведь ее в темноте использовать можно…
Все на минуту замолчали. Никто в палате не заявил, что есть, мол, такая женщина. А Зина продолжала:
— Так давайте, бабоньки-страдалицы, по новому-то кругу и расскажем, как кого насиловали, а?
Но ей возразила Альбина:
— Хватит с меня этого мрака! Давайте что-нибудь повеселее на новый круг.
Зина прищурилась:
— Вроде «ромашки» твоей, что ли?
— А что? — задорно ответила Альбина. — Хотя бы и про «ромашку», а то скисли совсем. Давайте расскажем про то, кто в каком смешном положении с мужиком этими делами занимался. Что, осилите, скромницы?