— Нет, нет, знаете, я живу очень далеко. Не могли бы вы соединить меня с доктором Кармой?
— Доктор Карма в данный момент недосту…
Перед моим лицом возникла чья-то рука и попыталась выхватить у меня трубку. Я стала сопротивляться.
— Отдайте трубку, — сухим тоном приказала секретарь, предварительно загнав жвачку за щеку. — Ну же!
Я сдалась.
— Алло? Да. Здравствуйте, это Алина, секретарь семьдесят седьмого отделения… А! Добрый день, мадам!.. Да… А… понимаю… Да… Когда он его вам установил? А… он вас предупредил. Да, такое часто случается. Он должен был вам сказать, чтобы вы звонили, если оно не прекратится… Да?.. Но вы думали, что оно само пройдет… Да уж, женщины куда терпеливее мужчин, не так ли? (Смеется.) По крайней мере (она покосилась на меня), большинство женщин. Да, он сейчас занят, но я могу попросить его вам перезвонить… Конечно! Да, я могу отправить вам рецепт по почте, но у вас дома есть что-нибудь от боли или температуры? Ибупрофен? Да, очень хорошо… Да, он снимет боль и уменьшит кровотечение. Да, каждые пять-шесть часов. Очень хорошо. Я отправлю вам это по почте… Отлично! Пожалуйста… До свидания, мадам…
Она положила трубку, взяла тетрадь, что-то записала и бросила на меня ледяной взгляд:
— Вам что, нравится пугать людей?
От ее обвинения у меня перехватило дыхание. За кого она себя принимает, эта… эта…
— Но вас… вас не было, чтобы ответить на звонок. И у нее кровотечение уже…
— У нее имплантат. У женщин с имплантатами случаются кровотечения, которые длятся несколько дней и даже несколько недель подряд, и ей это известно — Франц ее предупредил. Ей вовсе не нужен был страшный диагноз или смертный приговор, ей нужна была поддержка.
Я почувствовала, что бледнею. Меня накрыла волна ярости. И меня прорвало.
— Но по какому праву вы отвечаете на звонки пациенток и даете им медицинские советы?
— Алина более чем компетентна, чтобы отвечать на звонки пациенток, — произнес голос за моей спиной.
Я обернулась. Карма вышел из кабинета. Он подошел к нам, склонился над стойкой канцелярии, передал Алине карту пациентки и заговорщицки ей улыбнулся. Пациентка, появившаяся из-за его спины, бросила на меня неодобрительный взгляд и вышла. Карма подал мне знак следовать за ним. Сжав кулаки, я вошла в кабинет консультации. Он в который раз указал мне на кресла для пациентов:
— Садитесь.
Я села. У меня свело желудок. Я ненавижу, когда вот так теряю над собой контроль. Но мне на это плевать. Я решительно не понимаю, что здесь происходит. Я не понимаю этого типа, который только и делает, что гладит женщин по головке, позволяет секретарше отвечать так, будто у нее есть медицинское образование, и учит меня, будто я худшая из учеников. На этот раз все кончено, он меня выгонит, это ясно. Но мне на это плевать. Всему есть свои пределы. Я не могу работать в таких условиях.
Он тоже сел. Не по ту сторону стола, а во второе кресло для пациенток, и повернулся ко мне, как будто хотел начать беседу. Снял очки, протер глаза, достал из картонной коробки на столе бумажную салфетку, протер стекла, нацепил очки на кончик носа, скрестил руки на груди и вздохнул:
— Прежде всего, я должен перед вами извиниться. Я не должен был разговаривать с вами по телефону в таком тоне. Вы — интерн в службе консультаций, а не у меня на службе.
Он посмотрел на меня, но я ничего не ответила. От его извинений мне не было ни тепло ни холодно.
— Я сержусь на себя за то, что был резок, зато это дало мне повод поразмышлять. И я понял, что в таких условиях работать вместе мы не сможем.
— Согласна.
— Хорошо. Итак, если мы придерживаемся в этом вопросе одного и того же мнения, я предлагаю…
— Не нужно ходить вокруг да около. Я все понимаю. Пойду заберу свои вещи.
Я начала подниматься, но он положил ладонь мне на руку, мягко удержал меня, и я поняла, что нужно снова сесть.
— Нет, нет, я недостаточно ясно выразился. Я предлагаю начать все с начала.
— Что?
Я посмотрела на него раскрыв рот. Он не смеялся надо мной. Он был серьезен, спокоен, без капли раздражения.
Он положил палец на бейдж, прикрепленный к моему халату:
— Вы сказали, что фамилия у вас канадская. Значит, ваше имя, Jean, произносится… — Он лукаво улыбнулся. — Джинн!
Жан, Жанни, Джинн, Джинни — в мгновение ока моя тревога рассеялась, вместе с ней исчез и гнев. Мое горло сжалось. Я с трудом сдерживала слезы. Я сердилась на себя за то, что меня так проняло.