– Эх, доча, сейчас бы борща горяченького! Девятилетняя Лида серьёзно посмотрела на него и ничего не ответила. На следующий день, вернувшись от соседки с исписанным детской рукой листком, сварила кастрюлю борща. Да какого! Душисто-алого, наваристого, с виртуозно исполненной зажарочкой с добавлением перетёртых в ступе шкварок с чесноком. Отец ел и нахваливал, хитро щурясь карим глазом. А потом, выпрямился, провёл ладонью по усам, и, махнув головой в направлении Лиды, сказал Тане и Ире:
– О как! Пример, говорю, берите с Лидки-то! Молодец, девка… не борщ, а песня! От немногословного и сдержанного отца это было куда больше, чем похвала. Лида густо покраснела от удовольствия и смущения. В доме всегда было чисто прибрано, – отец беспорядка не терпел. Как-то так само собой пошло, что за это тоже отвечала Лида. При всём при этом, она не то, что не считала себя какой-то несчастной или обделённой, ей даже не приходило в голову задумываться об этом. На это не было времени и в этом не было смысла. Каким-то внутренним чутьём Лида знала, что это ничего бы не изменило. Это давно и незаметно вошло в её сознание, вплелось в его суть, неуклонно и повсеместно распространяясь на все стороны жизни, став незаменимой частью её личности, её самостью.
Мачеха Тамара была хорошая, но словно отстранённая. Как будто проживала не свою, а какую-то чужую жизнь. Было впечатление, что она всё время чего-то ожидает и к чему-то прислушивается. Лиде всегда казалось, что она не живёт, а репетирует свою будущую прекрасную жизнь. Которая обязательно начнётся… Когда-нибудь.
В пять лет у братика Коли случилось крупозное воспаление лёгких. Их с Тамарой забрали в больницу. В ту же ночь явилась вздыхающая женщина. И Лида её визиту почти не удивилась. Она только испугалась, что Коля умрёт. И потому громко заплакала. Хотя с той ночи, когда увезли в больницу маму, такого с ней больше ни разу не случалось. Лида встала на колени, как делала баба Валя перед иконой святителя Николая, закрыла глаза, чтобы не видеть костлявых, длинных рук призрачной женщины с раздувшимися на них синими венами, которые её особенно страшили и, всхлипывая, попросила не забирать Николеньку. Так её и застали проснувшиеся сёстры. Лида в длинной белой сорочке, крепко зажмурившись и сложив ладони у подбородка, стояла на коленях напротив зеркальной дверцы шкафа и кого-то горячо о чём-то просила, попеременно, то одной, то другой рукой оттирая набегающие слёзы.
Неизвестно помогла ли Лидина молитва, или плачущую девочку пожалела вздыхающая женщина, а может, таково было общее стечение обстоятельств, но Коля не только не умер, но и довольно быстро пошёл на поправку. И вскоре его выписали. А вот Тамару нет. Что-то было не так с её анализами. И, кроме того, несмотря на лечение, ей становилось всё хуже. В конце концов, Тамару с диагнозом «атипичная пневмония» перевели из пульмонологии в отделение интенсивной терапии. Где она через две недели и умерла.
Хоронили Тамару в городе. Это была не только её последняя, но и единственная просьба. Даже не просьба, а непременное и безоговорочное условие. Лиде настолько было жаль отца, что она боялась на него смотреть. На следующий день в квартире родителей Тамары, Ира подошла к Лиде с Танюшкой:
– Мы с Колей будем жить здесь с бабушкой и дедушкой, потому что мы больше не сёстры, и Коля брат только мне, а вам нет. Лида серьёзно посмотрела на неё и спросила:
– А разве так бывает? И тогда Ирка сердито нахмурилась, и, опустив голову, чтоб не видно было часто моргающих глаз, энергично закивала, дескать, бывает. Флегматичная Танька переводила взгляд с одной на другую, ничего не понимая, но чувствуя, что должно произойти или уже происходит что-то несправедливое и плохое. Видя лицо старшей сестры, Таньке захотелось изо всей силы чем-нибудь стукнуть Ирку. Но она передумала, не без основания полагая, что трагические обстоятельства, чужая квартира, родственники мачехи, и в целом создавшаяся явно не в их пользу обстановка, последствия в виде тяжёлой отцовской руки вызовут незамедлительно. Округлив глаза, Лида смотрела куда-то поверх головы Ирки. Проследив за её взглядом, Таня упёрлась глазами в трюмо. Ирка нервно обернулась, не понимая, куда смотрит Лида, взяла за руку Колю и, не увидев ничего, кроме старого бабулиного зеркала, пожав плечами, вышла из комнаты. Танюшка негромко окликнула сестру. Но Лида даже не повернула голову. Она стояла напротив центрального зеркала, где отражалась она сама и развернувшаяся к ней плотная фигурка её младшей сестрёнки. Но смотрела она не туда. Остановившимся взглядом, в котором смешались тревога, отчаяние и притупляющий волю и чувства, парализующий даже элементарные инстинкты страх, Лида смотрела на левую и правую зеркальные боковинки трюмо, где вздыхая, и неотрывно глядя прямо на Лиду в чёрном платке и длинной, неразборчивой юбке парила, по-разному отражаясь только в двух зеркальных створках призрачная женщина.