– Ничего не понимаю! Всю жизнь, сколько я тебя знаю, ты лечишься то от одной непонятной болезни, то от другой, а то, что действительно важно, остаётся вне зоны твоего внимания. Вместо того, чтобы записаться на приём к сосудистому хирургу, ты горстями глотаешь лекарства, вместо стоматолога, ходишь по бабкам-ведуньям и завариваешь какую-то бурду… Так ладно бы сама, а то ведь ты и Андрея за собой во всё это тащишь.
Лидия, прикрыла ноги покрывалом, и, сложив подрагивающие руки на коленях, смотрела куда-то в сторону. Он остановился напротив жены и, вздохнув, устало сказал:
– Ну, вот опять… Что с тобой, женщина? Снова что-то увидела? Лидия медленно покачала головой и ничего не ответила. Геннадий, перекатываясь с пяток на носки и обратно, после паузы, заметил:
– А знаешь, не удивительно, что наш младший сын такой болезненный родился, конечно, ты ведь беременная, то рыдала, то кричала ночами, как заполошная. Лидия в немом, умоляющем бессилии подняла на него глаза:
– Я знаю, что виновата перед нашим сыном, и перед тобой, Гена… Я всегда старалась быть тебе хорошей женой, но, видно, не сумела, прости…Но знаешь, в нашей жизни от нас мало, что зависит…Ничтожно мало… Геннадий поморщился, как от чего-то такого, что давно, с уныло-монотонной регулярностью отравляло ему жизнь.
– Прекрати! – отрезал он, – Сейчас только твоего псевдодуховного бреда не хватало, – Геннадий прошёл к своей кровати, сохраняя недовольно-брезгливое выражение лица, быстро лёг и выключил ночник.
Сестра Татьяна позвонила в воскресенье после обеда, когда Лидия собирала пакет, чтобы везти его Андрею в больницу: зелёные яблоки, которые он терпеть не может, но они ему нужны, баночка свежесваренного куриного супчика, тщательно обёрнутая в два хлопчатобумажных полотенца, пирожки с картошкой, его любимые, и кое-что по мелочи: йогурт, творожок, и, конечно, немного шоколадных конфет, тайная слабость, которой он сам ужасно стеснялся. Андрюша, несмотря на свой солидный (19 лет!) возраст и принадлежность к сильному полу, являлся безоговорочным сладкоежкой.
– Лида, я вечером долго разговаривала с Колиной женой, и просто в ужасе, – как всегда, с места в карьер, начала Татьяна, – Если бы не было так поздно, я бы ещё вчера тебе позвонила… Возмущению моему нет предела, я всю ночь не спала… Лидуша, милая, что ты делаешь? – трагическим голосом, буквально в лоб спросила Татьяна. Лидия не могла не улыбнуться. Она так и представила свою младшую сестрёнку, патетически закатывающую глаза, и двигающую при этом, вверх вниз кончиком вздёрнутого крапчатого носа, что всегда являлось у неё признаком большого душевного волнения. И не важно, что младшей сестрёнке было уже сорок два года, и это была дородная, грузная женщина, более десяти лет работающая главным бухгалтером в строительной организации, к тому же, мать троих детей, и бабушка двух внуков.
– Что ты имеешь в виду? Конкретно сейчас разговариваю с тобой, – делая вид, что она совершенно не понимает о чём идёт речь, ответила ей Лидия, – А ещё собираюсь к Андрею в больницу, он уже неделю лежит в нашей кардиологии. Татьяна издала короткий невнятный звук, который можно было истолковать, как сочувствующее переживание, тревожную жалость, и, одновременно, плохо скрываемое нетерпение:
– Да нет же, я имею в виду, то, что ты разрешила Кольке жить в твоей комнате, – Татьяна с трудом перевела дух, будто только что вынырнула после длительного заплыва, – Ли-да! – по слогам, громко отчеканила сестра, – Наш брат – игроман! Ты отдаёшь себе отчёт, что это значит? Это вообще не лечится нигде и никогда, понимаешь? Это приговор! Опомнись, Лидуша, милая, ты, что хочешь остаться совсем без ничего? Кроме того, через год Пашка выходит, он тебе жизни не даст в этой квартире, и что тогда, куда ты пойдёшь? Лидия вздохнула, пытаясь найти какие-то правильные слова, но заранее чувствовала всю бессмысленность этого, так как знала, что у неё практически нет шансов, на то, чтобы убедить сестру в своей правоте. Лидия не сможет отшутиться или как-то увильнуть от прямых вопросов сестры, даже если бы и захотела, не её это. К тому же, такой подход может привести к ещё одной серьёзной размолвке, а Лидия боялась, что на новое восстановление отношений могут потребоваться определённые ресурсы, которыми она уже не располагала. И главный среди них – время. Поэтому, бесшумно набрав полную грудь воздуха, Лидия медленно выдохнула, глянула на часы, висящие над холодильником, и мягким, но уверенным голосом произнесла:
– Танечка, хорошая моя, ты правильно сказала, это наш брат…А куда он пойдёт? Жена выгнала, подала на развод, её можно понять, она немного радости с ним видела. Конечно, если человек детские вещи уже из дому выносил, чуть без квартиры их не оставил. А ей ещё детей поднимать, и как, спрашивается? Но и его я не могу бросить, родителей наших нет, а я старшая, понимаешь? И потом, он очень хочет вернуть семью, он сейчас проходит курс лечения…