Пока мой нарисованный мир расползался по швам, а картонные человечки в нём, тем не менее, всё ещё продолжали вести свои фальшивые, мною же самой придуманные диалоги, я, к своему собственному удивлению, в перерывах между поездками, смогла получить высшее образование и даже слегка поработать. Но всё, как известно, заканчивается. Подошло к концу и моё курсирование по территориальному отрезку между Кисловодском и Киевом. Но, боюсь, совсем не потому, что у меня вдруг открылись глаза. У меня и до этого со зрением было всё в порядке. А просто случилось так, что мой бывший муж был осуждён по тяжёлой статье на очень большой срок. И вскоре после этого умерла бабушка. Так что в порядке живой очереди отпали сразу оба повода для столь милых моему сердцу и томительно ожидаемых железнодорожных путешествий по известному маршруту: истинный и официальный.
Вот так, после замужнего периода и последующего изменения моего семейного статуса, начался и завершился этап гостевого, не прояснённого до конца, гражданско-разъездного брака, который, в свою очередь, уступил место относительно стабильному положению разведёнки и матери-одиночки, проживающей, помимо всего прочего, в одной квартире с родителями и младшим братом. Несмотря на некоторую стеснённость, как жилищных, так и материальных обстоятельств, я ни в коей мере не чувствовала себя одинокой или несчастной. Напротив, у меня было стойкое ощущение человека, который не просто вышел после нескольких лет заточения на свободу, а окончательно избавился от грозящей ему смертельной опасности. Причём фраза «смертельная опасность», использована мной, отнюдь, не как фигура речи. А именно в том буквальном значении, которое в ней и содержится. Мне кажется, так могут себя чувствовать люди, неожиданно излечившиеся от затяжной и опасной болезни. После которой больше всего хочется поскорее наверстать то, что пропустил, или не успел, или не заметил. Пока сидел в темнице, куда сам себя заточил, или излечивался от болезни, которую по своей же вине и подхватил. Моё личное выздоровление затянулось на долгие пять лет. Первый раз после развода я села в поезд № 26 весной 1997 года. А окончательно сошла с него на перрон, глядя вслед последнему вагону, уже ранним июньским утром 2002 года. И хоть тогда я ещё не знала, что мой вояж по этому маршруту уже окончен, всё-таки что-то, видимо, чувствовала, что-то витало в самом воздухе, что-то изменилось и во мне самой, так как то состояние деловой сосредоточенности, целеустремлённости и, вместе с тем, беспричинной радости, в котором я находилась в тот мой период прощания с иллюзиями, бывали у меня, признаться, весьма нечасто.