К тому же она была какая-то вялая и равнодушная что ли. Если мы приходили – хорошо, если же нас долго нет – тоже ничего страшного. Услышав про клуб и свои предполагаемые обязанности – улыбнулась и пожала плечами, дескать, поживём-увидим. В наших обсуждениях, а иногда и весьма напряжённых дискуссиях участия почти не принимала, оживлялась только, когда речь заходила о ценах, особенно на недвижимость, окладах в той или иной отрасли и любой дополнительной возможности заработка.
Ей было 34 года. Она осталась вдвоём с пятнадцатилетней дочерью, после того, как её муж окончательно переехал к другой женщине, от которой у него было, к тому времени, уже двое заметно подросших детей. До этого муж уже несколько раз уходил, но, мучимый бесами угрызения совести, малодушия, сомнения и, бог его знает, чего ещё, всё-таки возвращался. Окончательно уйти он как-то не решался. Этим, кстати, с Наташкой они были очень похожи. Возможно, именно это качество, в своё время, сыграло, так сказать, не последнюю роль в их сближении. И оно же мешало поставить окончательную, жирную точку, когда по факту, отношения уже закончились. И неизвестно, сколько бы это всё тянулось, если бы вторая жена их общего мужа решительно и ультимативно не подтолкнула его эту самую точку, наконец, поставить. И, на мой взгляд, правильно сделала. Как-никак двое детей. И потом, сколько можно болтаться, как известная субстанция в той самой злополучной проруби. И скакать блохой с одной семьи в другую. Тем более, сколько ни старайся, а невозможно сидеть одной задницей на двух базарах сразу. Так что, будь добр, определись уже. Примерно так и сказала ему эта женщина.
Причём первых два или три раза, когда муж уходил ещё неокончательно, Наташка, святая простота, даже не поняла, что он репетировал совместную жизнь с чужой бабой. Наталья была уверена, что он в командировке. Ну, потому что муж так ей говорил. Уезжаю, мол, в командировку. А если б он не ставил её в известность, она бы и не знала. Наташка вообще была не любопытна. Это уж точно… Вот в чём её никак нельзя было упрекнуть. Но муж всегда сообщал, куда направляется, вот она и не волновалась. Хотя представить, что она вдруг за что-то переживает, и сильно беспокоится, тоже весьма не просто, уверяю вас. Это, как говорится, не тот случай.
Когда Наташка, наконец, узнала, что у мужа имеется уже несколько лет другая семья, а известно ей стало только потому, что муж сообщил ей об этом, что называется, прямо в лоб, она очень удивилась. Это и было самое сильное чувство, которое она испытала в связи с этим. Она совершенно искренне, даже спустя длительное время, не могла взять в толк, зачем ему было что-то менять. И чем лучше его новая (хотя, как выяснилось, не такая уж и новая) пассия, собственно, её, Натальи. Когда окончательно стало ясно, что бесконечные командировки мужа, инженера-проектировщика, проходили на соседней улице, и, что более того, муж намеревается переехать туда окончательно, Наталья даже пару раз подкарауливала их, с тем, чтобы попытаться понять, что могло сподвигнуть её мужа совершить такой кардинальный жизненный разворот. Она на такое не была способна точно. Поэтому люди, которые сознательно и добровольно шли на это вызывали у неё в лучшем случае недоумение. Наташа абсолютно не в состоянии была понять, что должно произойти, чтобы человек добровольно решился взять и сломать свою размеренную, годами устоявшуюся жизнь, не оставив на ней камня на камне, и не имея никакой гарантии, что его новая жизнь оправдает его ожидания, и обязательно будет лучше и качественнее предыдущей.
Как она и предполагала ничего, сколько-нибудь заслуживающего внимания, она в той женщине разглядеть не смогла, как не пыталась. И потому, в стремлении всё же докопаться до истины, задала этот вопрос непосредственно мужу, но тот пожал плечами:
– Она живая… Когда я рядом с Верой, я тоже чувствую, что живу, что есть что-то впереди… Я не знаю поймёшь ли ты, но здесь я должен, а там хочу…
Её муж был прав, она так и не поняла этого, ни тогда, ни много позже…
Наташка называла разлучницу не иначе, как «эта официантка», и при этом кривила губы в такой презрительной гримасе, будто сама занимала видную должность, по меньшей мере, в администрации какого-нибудь министерства, а не работала медсестрой в военкомате, год за годом заполняя бесконечные таблицы антропометрических данных призывников.
Всё то время, что я знала Наташу, она мечтала продать квартиру и уехать, как она выражалась, в настоящую Россию. Что именно подразумевалось под этим, догадаться было несложно. Имелось в виду, покинуть, наконец, национальную республику и переехать туда, где живут только представители славянской национальности. Признаться, я и сейчас сомневаюсь, что такое место вообще существует. Хотя надо сказать, что она в этом своём стремлении вовсе не была оригинальна. В то время почти все русские, которых я знала (в лучшем случае через одного), говорили о том, что отсюда нужно валить. Когда проходило время, и я встречала тех же людей, которые пять или десять лет назад активно готовились к переезду, можно сказать, практически сидели на чемоданах, я узнавала, что теперь для них главное, чтобы устроились дети. Неважно где, в России, Канаде, на юге Испании, -главное, чтобы не здесь. Я и сама охотно с этим соглашалась, но уехала только через тринадцать лет. Видимо, для того, чтобы произошло какое-то значимое событие, одного желания, а также многократных словесных высказываний о нём, бывает недостаточно. Необходимо что-то ещё. Помимо внутренней готовности, нужна ещё и совокупность внешних факторов, стимулирующих и запускающих процесс, благодаря которым намерение трансформируется в результат.