Реймонд, конечно же, чрезвычайно нетерпима: она даже не пытается скрыть свое отвращение к транс-женщинам, и особенно к таким формам хирургического вмешательства, как операция на половых органах. (Есть бесконечная ирония в том, что ничто не вызывает у транс-эксклюзивной феминистки большего ужаса, чем перспектива того, что кому-то отрежут пенис.) Но в чем-то она права. Само собой разумеется, бессмысленно пытаться понять такую транссексуальную женщину, как Джиджи Горджес, без отсылок к стереотипам; наоборот, готовность соответствовать этим стереотипам заложена в самом ее имени. Джиджи Горджес — молодая, состоятельная, белая, голубоглазая, худая, загорелая блондинка; у нее полные, пухлые губы и большая, округлая грудь. Это означает, что Джиджи — ночной кошмар ТЭРФ: бесстыдное косметическое чудо, собранное командой пластических хирургов, эндокринологов, рекламных агентов и маркетологов, — ходячая говорящая реклама. Это мне в ней особенно нравится.
Валери иногда причисляют к трансэксклюзивным радикальным феминисткам — ярлык, от которого она, я уверена, пришла бы в ужас (в особенности от слова «феминистка»). Истина, вероятно, куда сложнее. Среди ее знакомых, несомненно, были люди, которых мы сегодня назвали бы трансгендерными. Ее биограф сообщает, что летом 1967 года Валери часто можно было встретить в парке Вашингтон-сквер с Кэнди Дарлинг, которой вскоре предстояло стать транссексуальной музой Энди Уорхола. Временами Валери восхищенно говорила о Кэнди, описывая ее как «идеальную жертву мужского подавления» их общему другу, которому она планировала предложить роль в «Засунь себе в задницу»[45]. В другое время, когда на нее накатывала паранойя, Валери якобы обвиняла Кэнди в том, что та издевается над женщинами на потеху мужчинам-геям[46]. «Манифест ОТБРОС» тоже амбивалентен в этом отношении, когда сдержанно хвалит дрэг-королев. «Самец осмеливается быть самобытным настолько, насколько приемлет свою пассивность и свое желание быть женщиной, свою голубизну»[47]. Соланас пишет это с оговоркой, что глубокая неуверенность дрэг-королев, в достаточной ли мере они женственны, ведет к тому, что они «невольно подчиняются стереотипу мужского восприятия женщины, превращаясь в набор претенциозных ужимок»[48]. Это напряжение разыграно в короткой сценке из «Засунь себе в задницу», в которой стервозные королевы гордо дефилируют перед посмеивающейся над ними Бонджи и разносят в пух и прах внешний вид друг друга. «Ой, какая проти-ивная! Мисс Хреновая Задница!» — жалуется Шахразада. «Может, оно и так, но я, по крайней мере, никогда не мажу глаза тенями с блестками, если иду на дневную тусовку», — парирует Мисс Коллинз[49].
Вопрос, была ли Валери Соланас транс-эксклюзивной феминисткой, вероятно, не имеет ответа. Гораздо интереснее то, что благодаря своей причудливой теории гендера «ОТБРОС» делает дрэг-королеву образцом для любого гендера — или, на худой конец, для Папочкиной Дочурки. «Самец должен быть уверен, что самка — «Женщина», противоположность «Мужчине», а значит, женщина должна вести себя как пидор, — пишет Соланас, — и Папочкина Дочурка, чьи женские инстинкты искорежены с малолетства, легко и послушно приспосабливается к этой роли»[50]. Представление, что трансженщины — продукт патологического усвоения мизогинных стереотипов, в данном случае служит не противоестественным исключением, а правилом, которому подчиняется любой гендер: не только все мужчины, но и любая женщина, не состоящая в ОТБРОС, — пожалуй, вообще любая женщина, кроме самой Валери.
РАССЕЛЛ. К тому же ты не так уж плохо выглядишь — точнее, выглядела бы, если бы надела юбку и стала похожей на женщину[51].
Все люди — женского пола, и всем от этого тошно. Если это так, тогда гендер — просто-напросто форма, которую принимает эта ненависть к себе в каждом конкретном случае. Всякий гендер — интериоризированная мизогиния. Представитель женского пола — тот, кто поглотил ненависть другого, подобно тому как амеба обзавелась своим ядром, захватив и переварив соседку. Или, говоря точнее: гендер — это не только мизогинные ожидания, которые женский пол интериоризирует, но сам процесс интериоризации, нежное самоубийство собственного «я» во имя чужих желаний, чужого нарциссизма.