Опыт с диваном напугал Ирину, поэтому она медлила записываться в очередь на «стенку», хотя необходимость такой покупки давно назрела. Но бегать по ночам, караулить в мебельном, заглядывать в глаза тете-активистке… Нет, лучше она со старым шкафом поживет! Она-то да, а Валерий? Ох, надо было подсуетиться вовремя и подготовиться к совместной жизни!
Ирина заглянула в свою комнату, пригладила покрывало на кровати и вышла в коридор. Шубка Егора на детской вешалочке, а вот свое пальто Ирина легкомысленно повесила за петельку! Хорошо, что заметила и успеет исправить до прихода Валерия, чтобы ему с порога не бросилась в глаза ее неаккуратность! Ирина расправила пальто на плечиках и удовлетворенно вздохнула. Так, обувь на галошнице, сумка тоже. Выключатели чистые. А кормить? Господи, чем же она будет кормить Валерия?
Ирина метнулась в кухню, распахнула холодильник. Майонез и горошек стоят в углу, ждут дня рождения Егора. Сметаны еще четверть банки и творог – она завтра на ужин сырники сделать собиралась. Ладно, сделает сегодня. Пошарив в ледяной норке морозильника, Ирина извлекла на свет божий курицу. Утром проснется пораньше и приготовит. Можно еще тесто поставить, чтобы утром Валерия разбудил чудесный аромат свежеиспеченных блинов. Таких блинов, как у нее, больше нигде нельзя поесть, только дрожжи еще неплохо бы найти… Ага, вот они, примерзли к потолку морозилки. Ирина взяла нож и попыталась отколоть серый брусочек, но тут раздался звонок в дверь.
Она побежала открывать…
Надежда Георгиевна готовила обед на завтра. Бросив мясо на раскаленную сковородку, она принялась натирать морковь. Терка была острая, опасная, а Надежде Георгиевне непременно хотелось использовать каждую морковину до конца, чтобы не переводить напрасно хорошие продукты. Но как ни была она внимательна, все равно стесала ноготь. Настроение, и без того не радужное, совсем испортилось: редко так бывало, чтобы Надежде Георгиевне удавалось отрастить все ногти одинаковой длины и сделать приличный маникюр, а вчера все получилось. Но из-за проклятого жареного мяса наслаждаться красивыми руками пришлось недолго. К счастью, хоть в морковку ноготь не упал, и на том спасибо.
Надежда Георгиевна сбегала в ванную, предполагая, что не найдет там своих маникюрных ножниц, и предвкушая, что сделает с Анькой, если предположение подтвердится. Но набор, как ни странно, лежал на месте.
Даже с одним коротким ноготком руки уже имели совсем другой вид, но грустить по красоте было некогда: мясо, кажется, стало подгорать. Надежда Георгиевна вернулась в кухню и быстро помешала содержимое сковородки, добавила морковку и помешала еще раз.
Тут в кухню вошла дочь. Будто не замечая матери, она включила газ под чайником и достала из буфета свою кружку. Надежда Георгиевна вскипела:
– Куда ты лезешь? Не видишь, я готовлю?
– Мама, я просто чаю себе хотела налить, – сказала дочь сонным голосом.
– Просто чаю? Ты не видишь, что мешаешь мне? Мне, может, нужен чайник, чтобы мясо залить!
– Ну так он сейчас закипит как раз.
Дочь раздражала всем – ленью, отстраненностью от семьи, увлеченностью разной низкопробной литературой и музыкой, в общем, многим. Но хуже всего была ее невозмутимость.
– Вот ты когда начнешь что-то для семьи делать, тогда и будешь пить чай сколько пожелаешь! А пока ты ни черта не помогаешь, то не путайся под ногами хотя бы!
– Ладно, не буду.
Дочь хотела уйти, но Надежда Георгиевна преградила ей путь.
– Ты не видишь, мать пришла усталая, дух не перевела, и сразу в кухню, готовить! Для вас, не для себя! Другая бы отложила своего Ремарка вонючего, пришла, спросила бы: «Мамочка, милая, чем тебе помочь?», подключилась бы к работе, а ты сидишь! Книжечки почитываешь, ноготочки полируешь! И плевать тебе, что мать убивается!
Аня пожала плечами:
– Мама, ну так ты скажи, что сделать, и я сделаю.
– Да что ты сделаешь! Тебя попросишь картошки почистить, так ты половину с кожурой срезаешь!
– Вот именно, мама. Вообще-то я в магазин хожу и подметаю, а когда ты дома, так действительно стараюсь лишний раз тебе на глаза не попадаться. Не делаешь – ты ругаешься, и делаешь – тоже ругаешься. Так лучше уж я книжку почитаю.
Надежда Георгиевна сцепила ладони, чтобы не отвесить дочери оплеуху. Хладнокровие Ани ранило ее в самое сердце, потому что если бы дочь хоть немного любила мать, давно бы уже устыдилась, расплакалась, просила прощения и умоляла дать ей хоть что-нибудь сделать, хоть мусор вынести. А она стоит и рассуждает, что ей лучше! Бессердечная, равнодушная дрянь!