Максим с улыбкой отвечал на ее кокетливые вопросы, с удовольствием уплетал обед — кухня в ресторане действительно оказалась хорошей, и думал о том, что после вполне успеет к гимназии. Расписание Марины Николаевны он помнил хорошо.
Наконец, обед подошел к концу, Макс оплатил счет и проводил даму к ее машине.
— Так вы позвоните, Максим? — томно спросила она.
— У меня плотный график, в последнее время все кинулись разводиться с удвоенным энтузиазмом, — улыбнулся Макс.
— Но я все равно буду ждать.
— Всего доброго, — он захлопнул дверцу.
Через двадцать минут был у школы. Сегодня припарковался подальше — «а то вдруг придумают», и стал наблюдать за выходом. Ждать пришлось дольше. В бардачке нашелся старый выпуск «Вокруг света». Поглядывая одним глазом на школьные ворота, прочитал что-то о работе авиадиспетчера и покорении южного полюса. Когда уже стал думать, что Марина могла уйти раньше, или он мог ее пропустить, вдруг увидел стройную фигурку в бежевом пальто и на высоких каблуках, спешащую вдоль школьного забора.
Но встретил он ее уже там, где забор закончился.
— Добрый день, Марина Николаевна!
Марина Николаевна едва не подпрыгнула на месте от неожиданности, поскольку смотрела, как всегда, не перед собой, а под ноги, чтобы не свалиться со своих каблуков. И вдруг улыбнулась.
— Здравствуйте, Максим Олегович! — легко проговорила она. — Кофе я не хочу и уже пообедала.
— Я тоже. Потому хочу предложить подвезти вас, — Максим улыбнулся в ответ.
— Куда подвезти?
— Домой. Подвезти вас домой. Вы же на метро? — он бросил взгляд вдоль улицы. Потом снова обернулся к ней, внимательно посмотрел ей в глаза и, совсем расплывшись в улыбке, спросил: — А вы что подумали?
Мара, словно загипнотизированная, рассматривала его лицо. Кажется, впервые она позволила себе откровенно рассматривать его. А потом брови ее подлетели вверх, и она совершенно бестактно проговорила:
— У вас глаза разного цвета!
Она была далеко не первой и уж точно совсем не последней, совершающей это открытие. Макс давно привык к подобным репликам. Мало, кому удавалось промолчать.
— Нравится? — усмехнулся он.
Мара тут же смутилась и отвела взгляд. Но словно бы все еще видела колдовские его глаза — один карий, а второй зеленовато-карий, гораздо светлее. Тогда в классе, еще на собрании, думала, что показалось. Разница была, но не настолько контрастная. А здесь на свету разглядела.
— Извините, — пробормотала она. — Вечно я… Я пойду, мне пора.
— За что извинить? За то, что у меня глаза разные? — Максим улыбался. — Марин, давайте отвезу вас домой, а?
— Не надо, у меня встреча.
Потом Мара резко подняла голову, полезла в сумку и достала оттуда книгу, полученную утром.
— Но кое-что вы можете для меня сделать. Отдайте Кириллу. Я не знаю, где он ее взял, но она слишком дорогая, чтобы оставлять ее в школе. И слишком тяжелая, чтобы везти ее через весь город. Вы значительно облегчите мне жизнь.
Максим взял из рук учительницы книгу, кивнул и предпринял еще одну попытку:
— Могу подвезти на встречу.
— Тут и пешком пять минут. До свидания! — Мара махнула ему рукой и побежала вдоль улицы, цокая каблуками и глядя уже не под ноги, а перед собой.
Проводив ее взглядом, Макс вернулся к машине, бросил на заднее сидение книгу. Потом внимательно прочитал название. Французского он не знал, но некоторые «интернациональные» слова разобрал. Снова взял в руки книгу, пролистал, с удивлением задержался на нескольких ярких иллюстрациях и поморщился. Воспитательную беседу придется проводить.
Вечером, после ужина от Аллы Эдуардовны, Максим зашел в комнату к сыну и без предисловий спросил:
— Когда ты решил перестать учить французский?
Кирилл, уткнувшись в монитор компьютера и не поворачивая голову к отцу, усердно клацал мышкой. Но отозваться все-таки соизволил.
— В смысле?
— В смысле трех двоек за три недели.
— Я в процессе исправления. Все под контролем. Училка новая, не притерлись еще.
— Кто к кому не притерся? — поинтересовался отец, располагаясь на диване.
Кирилл все-таки обернулся к отцу и легко пожал плечами:
— Да оба! Я, конечно, сам дурак. При Зое можно было на какие-то вещи забивать и не париться, а эта пока не выдохлась — старается.