Джон снова завязал шнурки, и они вдвоем пошли в магазин, что бывало совсем не часто. Почему-то так получалось, что они совсем редко ходили вдвоем. И вот теперь они шли вместе, высокий Джон и Мария, едва достававшая макушкой ему до плеча. И всю дорогу, и в магазине они находились под влиянием какого-то общего чувства, словно они хотели приблизить, призвать счастье, то телевизионное счастье счастливой семьи. И каждая покупка способствовала этому: и мука, и гречка, и бананы, и особенно - маслины.
А обратно они решили пойти через набережную. Джек нес два распухших пакета, а Мария щипала длинный торчавший батон, и бросала кусочки уткам. Утки прилетали от другого берега и, приземляясь на воду, скользили на растопыренных лапах как на водных лыжах.
А когда это было, то есть я имею в виду, давно ли это было, давно ли Мария была счастлива?
Неизвестно, было ли это вообще, возможно, ничего такого и не было. Мария очень хотела, чтобы это было, но совсем не понимала, как это может быть, потому что она совсем ничего не понимала.
Но ведь сейчас Мария старее, чем тогда, теперь она стала понимать больше, стала мудрее?
Напомню, что сейчас Мария лежит абсолютно нагая на самодельном пыточном столе, и судить о степени ее мудрости не представляется хоть сколько-нибудь возможным.
О, господи, опять ты об этом! Почему ты вообще решил написать женский роман, ты раньше писал хоть что-нибудь до этого? Думаешь, написать женский роман так легко!
По статистике, женщины читают больше мужчин, оттого женские романы столь популярны, хорошо продаются, и на этом можно неплохо заработать - такое сейчас время. И не надо думать, что я совсем ничего не понимаю в писательстве. Как мне кажется, главное не усложнять, все-таки это женский роман.
О-хо-хо! Значит, по-твоему, женщины совсем ничего не понимают и им можно подсунуть всё что угодно?
Нет, я хочу сказать, что в женском романе не должно быть никаких заморочек, все должно быть доступно.
Ах вот как! Тогда можешь ты мне без заморочек - доступно - объяснить, почему Мария лежит голая на каком-то самодельном пыточном столе?
Разве не понятно, Мария лежит на пыточном столе потому, что кто-то ее туда положил и привязал - кто-то.
О, нет, ты издеваешься надо мной, это пытка какая-то. И кто же этот кто-то?
Ну вот, ничего ты не понимаешь, а еще говоришь. Ну подумай хоть немного, кто бы это мог быть, это же так просто.
Ладно, знаю-знаю, это сделал злой и страшный Злодей.
Конечно, конечно Злодей! Только не злой и страшный, а добрый и обаятельный.
В женских романах Злодей должен быть Злодеем, а не добрым и обаятельным.
Хоть я и стараюсь сделать свою книгу простой и понятной, в то же время я избегаю штампов, иначе книга будет скучной и неинтересной. И в моем женском романе Злодей добрый, умный, интеллигентный и обаятельный.
Отчего же он тогда Злодей, если он такой хороший?
Кажется, что это простой вопрос, но на самом деле он сложный. И, может быть, женский роман не самое подходящее место для ответов на такие вопросы, но, как я уже говорил, мы относимся к нашей работе серьезно и не делаем ни для кого скидок, даже для тебя, уважаемый читатель.
Так вот, Злодей не всегда был Злодеем, но в какой-то момент он потерял над собой контроль - и зло наполнило его жизнь. Иногда так бывает: ты что-то делаешь, чем-то очень занят и сам не замечаешь того, как зло тихо овладевает тобой. Например, ты читаешь какое-нибудь проникновенное место в хорошей книге и вдруг слышишь, как на кухне убегает молоко, бежишь вслед за ним и по дороге вспоминаешь мать молока, но потом понимаешь, что корова тут совсем ни при чем. Или долго и упорно пытаешься развязать запутавшийся шнурок и в какой-то критический или закритический момент бросаешь беззащитный ботинок на пол, извергая над ним ругательства. Или разговариваешь по телефону, по важному делу, а какой-нибудь твой родственник или знакомый начинает тыкать тебя пальцем: «Посмотри, посмотри, как снег идет!» - а ты ему: «Да отстань ты от меня!»
То же самое случилось и со Злодеем. Он был так занят написанием картины, или выбором картофеля, или ремонтом машины или дома, или скучной или веселой работой, или одинокими прогулками, или многолюдными шествиями, или чтением стихов, или сочинением музыки, что совсем не заметил, как смастерил пыточный стол и стал привязывать к нему голых женщин.