Ванесса Фитч
Женский шарм
Глава первая
Нет, это было уже последней каплей! Утренний разговор с Мэри совсем выбил Элен из колеи, она до сих пор не могла опомниться. Мало того, что дела идут из рук вон плохо: от денег, вырученных за проданную в прошлом месяце картину, не осталось и следа, кладовая почти пуста, дядя Рейнолд давно перестал подавать какие-либо признаки жизни и не отвечает на письма. А тут еще и это!
Поставив кастрюлю с картошкой на плиту, Элен с тоской оглядела просторную кухню. Когда-то она была одним из самых оживленных мест в доме, многочисленная тогда прислуга любила собираться здесь. Но все это было так давно! После смерти родителей кухня, как и весь огромный дом, медленно, но неуклонно приходила в запустение, хотя Элен с помощью Дика всячески старалась противостоять этому процессу. От Мэри, разумеется, толку было мало, одни неприятности, и о самой крупной она узнала как раз сегодня.
Помощи ждать не приходилось. Дальние родственники отца жили в другом конце страны, да Элен их почти и не знала, а что касается родни со стороны матери… с нее вполне хватает дяди Рейнолда. Надо было что-то решать самой, с Диком, при всей его преданности семейству Литтлтон, ведь по серьезным вопросам не посоветуешься. И времени на раздумье почти не оставалось.
Скрипнула дверь, и в кухню вошел мрачный как туча Дик.
– Нехорошо получилось, Элен, – сказал он, привычным жестом подтягивая вечно сползающие брюки. – Девочка так расстроилась, что никак не может успокоиться.
– Раньше надо было думать, – отрезала Элен. – Слезами горю не поможешь. Вечно у нее глаза на мокром месте.
– Может быть, заявить в полицию? – предложил Дик.
– Ты что, с ума сошел! – вскинулась Элен.
Нет, об этом не может быть и речи. Отец перевернулся бы в гробу, честь семьи всегда была для него превыше всего. Скорее она сама убьет подлеца, а там будь что будет!
– Но надо же хоть что-то предпринять, ведь время не ждет, – взмолился Дик.
А почему бы, собственно, и нет? Убить не убить, а взглянуть ему в глаза она просто обязана. Как низко пала аристократия, если столь известный человек, слухи о котором доходили даже до их глуши, способен на подобные поступки! И она заставит его ответить за них.
– Машина у тебя на ходу? – спросила Элен.
– Ты меня обижаешь, – оскорбился шофер, он же ее единственная опора.
– Приготовь ее, – приказала она. – Вечером мы едем в Лондон.
– Что ты надумала? – встревожился Дик.
– Не твое дело. И учти: Мэри ни единого слона! Ощущая душевный подъем, Элен поднялась наверх и, войдя в бывший кабинет отца, не колеблясь выдвинула ящик стола. На дне его масляно поблескивал небольшой пистолет.
Как хорошо, что отец научил ее стрелять…
Баронету Хоупу было как-то не по себе. Он отослал своего шофера, решив пройти пешком несколько кварталов, отделявших его от лондонского городского дома. Близилась полночь, но шум в фешенебельном районе города не стихал, и Лайонел Хартфорд, четвертый баронет Хоуп, рад был возможности размять ноги после скучного вечера, проведенного в клубе.
К несчастью, это упражнение не помогло избавиться от странного настроения, одолевающего баронета вот уже несколько месяцев и особенно сильно давшего о себе знать именно сегодня, в день его тридцатидвухлетия. Видимых причин для подобной апатии вроде бы нет. За годы, прошедшие с той поры, как он унаследовал титул, что случилось в нежном возрасте пятнадцати лет, Лайонел достиг всего, чего только можно было пожелать: богатства, власти и уважения, являющихся предметом зависти людей, равных ему по рождению. Больше, как будто, и желать было нечего.
Однако, несмотря на это, – а может быть вследствие этого – баронет ощущал смутное неудовлетворение жизнью. Его многочисленные деловые предприятия процветали, но он легко мог доверить управление ими одному из своих опытных помощников. Охота, занятие боксом и участие в скачках с возрастом начали терять свою привлекательность, даже азартные игры уже не так возбуждали.
В периоды особо острого обострения этой хандры Лайонел начинал даже серьезно подумывать о том, не пора ли ему остепениться, создать семью. Самое время было обзавестись наследником. Как ни странно, привлекательной начинала казаться даже мысль обосноваться в сельской местности. При том условии, конечно, что удастся подыскать подходящую жену.
Друзья баронета, узнай они об этих сомнениях, просто посмеялись бы. Богатство и титул обеспечивали ему успех у женщин, и даже репутация ловеласа не мешала очень многим маменькам прочить за него своих дочерей.
Однако до сих пор Лайонел никак не поощрял их, в основном имея дело либо с замужними женщинами, привлеченными его наружностью и положением в обществе, либо с дамами полусвета, не слишком заботившимися о своей репутации. Но и те, и другие редко привлекали его внимание надолго, не говоря уже о возможности вступления с ними в брак…
Однако недавно все изменилось. Ее звали Оттилия, в очередной лондонский сезон она ворвалась подобно порыву свежего ветра. Красивая, умная, очаровательная дочь священника привлекла Лайонела своей необычной искренностью. Но вскоре, стало очевидно, что Оттилия влюблена в своего опекуна графа Чаруэлла.
Уяснив предмет ее привязанности, Лайонел внес свою лепту в достижение ею счастья, и Оттилия вышла замуж за Оуэна Чаруэлла. Какая жалость, подумал баронет, хотя нельзя отрицать, что этих двоих определенно связывает нечто общее. Черт побери, он вовсе не ревнует ее к этому зануде! Просто ему не хватало как раз того, что было между ними.
Не то чтобы Лайонел верил в любовь или тому подобную чепуху, но графа и новоиспеченную графиню, без сомнения, объединяла дружба, основанная на общности интересов, товариществе и обыкновенной привязанности друг к другу, то есть на чувствах, столь редких в светских браках. Хоуп замедлил шаги. Как раз это ему и было нужно, но где отыскать подобное чудо?
Создавалось впечатление, что все лондонские женщины либо алчные шлюхи, либо просто безмозглые дуры. Впрочем, большинство деревенских барышень тоже оказывались не слишком умными, а к тому же еще и весьма невзрачными. Отыскать свою собственную дочь священника представлялось ему не проще, чем белую ворону. Второй такой женщины, как Оттилия, казалось, не существовало вовсе, и Лайонел начинал бояться, не упустил ли он последней возможности и не обречен ли на то, чтобы либо остаться бездетным, либо остановиться на одной из своих жадных до денег светских знакомых. Ему очень не хотелось ни первого, ни второго.
Лайонел уже подошел к своему погруженному в темноту особняку, но настроение не улучшилось. После импровизированного празднества, устроенного сегодня слугами в честь его дня рождения, он предоставил всем им свободный вечер. Отправиться ко сну он может и не пользуясь услугами камердинера, дворецкого и обычно слоняющихся в холле лакеев. Собственно говоря, баронет Хоуп был даже рад своему временному одиночеству.
Войдя в темный и безлюдный дом, Лайонел, не ощущая никакой угрозы, снял перчатки и небрежно бросил их на элегантный столик розового дерева. Его репутация как человека жесткого и безжалостного была известна не только в политических сферах, но и в гораздо более широких кругах, поэтому даже мошенники всех мастей обычно не удостаивали его своим вниманием.
Однако столь грозную репутацию он заработал как раз благодаря тому, что никогда не позволял себе расслабляться. Вот почему, войдя в кабинет, Лайонел сразу насторожился. По спине пробежал холодок нехорошего предчувствия, и он осторожно двинулся к столу, в ящике которого держал пистолет.
– Стой на месте! – прозвенел чей-то голос, и из тени плотной занавеси появилась человеческая фигура.
При виде перепачканного парнишки Лайонел Хартфорд чуть было не рассмеялся, хотя в направленном на него оружии не было ничего смешного. Осмелившийся угрожать баронету Хоупу в его собственном доме мальчишка был либо до безрассудства смел, либо просто глуп. Заинтригованный, Лайонел недоуменно поднял бровь.