— Бодаться вздумала, коза безрогая?
— Ах ты, корова мокрохвостая! Я те щас хвост-то на рога живо накручу!
А молодуха, сбитая Лушкой с ног, падая, заверещала и, широко взмахнув руками, задела ожерелье на груди Варвары. Нитка лопнула, и бусины рассыпались прямо в пыль.
— Ты чего, курица ощипанная, творишь?! — ахнула та и, мимоходом пнув ногой упавшую бабу, рванулась на Лушкину обидчицу:
— Из-за тебя все, кобыла лядащая!
— Катьку не тронь, беременная она! — взвизгнули сзади сразу две бабы, кидаясь на свою лишенную украшения товарку.
Вскоре перед крыльцом сельской лавки кричала, визжала и крутилась, словно в хороводе, безобразная бабья драка, втягивая в свой круговорот все новых участниц. Одна рванулась было вытащить из этой кучи-малы пострадавшую то ли дочь, то ли сестру, но ненароком встряла между двумя вцепившимися друг в дружку противницами и только успевала отмахиваться от них. Еще одной, по неосторожности подошедшей слишком близко, неожиданно заехали по носу, она рванулась дать сдачи, да так и растворилась в свалке. На кого-то упала вырвавшаяся из этого кипящего котла молодуха с совершенно безумными глазами, в растерзанной одежде, пытаясь устоять на ногах, дернула за руку, ее оттолкнули, но через мгновение обратно в толпу влетели уже двое.
Растрепанные бабы в запале сыпали проклятиями и обвинениями, рвали друг с дружки платки, вцеплялись в косы и норовили выцарапать противницам глаза, да и кулаками махали вполне споро — уже кое-кто выл в стороне, держась за разбитое лицо или еще какую пострадавшую часть. Раскатились в пыли еще чьи-то порванные бусы, трещали рубахи, а наблюдающие за этим буйным весельем многочисленные зрители не торопились прекращать побоище — себе дороже будет.
В общем, бабы самозабвенно выясняли отношения, напрочь забыв про Аринку, а она по-прежнему стояла в сторонке с невинным и немного отстраненным видом, удивленно наблюдая за происходящим — такого она еще не встречала.
«Да-а, мальчишеские драки я видела, мужские тоже, но женскую — в первый раз. Права бабка была: отвратное зрелище… и страшное, хотя и не так, как драка мужей или отроков. Муж в драку полезет только тогда, когда НЕ драться он не может, иначе мужем себя считать не станет. Мальчишки себя перед дракой бранью распаляют, а бабы… Они ведь тоже бранились, но не так, как отроки: не распаляли себя, а… будто они УЖЕ бились — словами…
Ну надо же, сколько лет прошло, как бабка мне это говорила, я ведь и забыла уже про тот разговор, а вот увидела сейчас — и все вспомнила. Главное женское оружие — это не кулак, а слово. В драку же полезет только та, у которой слов уже не осталось.
И это боевые подруги воинов, про которых Михаил толковал? Да обычные же бабы! Или… или они сейчас могут себе ПОЗВОЛИТЬ быть обычными бабами? Вон, мужи стоят, посмеиваются, значит, бояться нечего, все тихо-смирно. Однако некоторые-то вполне умело кулаками машут и от чужих ударов защищаются. Как Ульяна сейчас говорила — ее муж обозником был? Может, здесь не только мужи на воинов и обозников делятся, но и у баб что-то похожее есть? Тогда… обозницы непременно биты бывают? Или тут не так все просто?»
Ульяна, хоть ей такое и не в диковинку было, откровенно маялась и высматривала кого-то, кто смог бы остановить побоище — может быть, именно потому, что не раз видела, до чего оно в конце концов довести может.
— Слава богу, что не у колодца мы сейчас!
— А чем здесь лучше-то? Думаешь, в колодец могли кого-то ненароком толкнуть?
— И это тоже… Был у нас случай… Баба одна непутевая с пьяных глаз младенца своего в колодце утопила.
— Батюшки-светы! Это как же надо было упиться-то? — Аринка ахнула и перекрестилась.
— Ну… в семье не без урода… Есть у нас такая, Донькой зовут. Увидишь — сразу ее узнаешь, не ошибешься. Бабы, когда услышали про такое, ее коромыслами чуть насмерть не забили, с трудом растащили их. Потом полсела в синяках да царапинах ходило. И сейчас, боюсь, разойдутся бабоньки… Ну наконец-то, вот он-то и управится!
После такого невнятного восклицания Ульяна решительно направилась в сторону ворот. В них, сложив руки на груди, щерилось в страшной ухмылке вчерашнее чудовище, так напугавшее Аринку, — ратнинский обозный старшина Бурей. Что уж ему говорила Ульяна, не давал услышать шум драки, заметно было, что Бурей сам удивлен Ульяниной смелостью, однако же выслушал ее, ухмыльнулся еще шире, кивнул и… как-то вмиг оказался рядом с визжащей и орущей бабьей свалкой. От свиста заложило уши, но увлеченные друг другом бабы не сразу сообразили, что происходит. Тогда Бурей не глядя схватил двух ближайших к нему кумушек за шкирку и, будто кутят, швырнул в самую кучу-малу, сбив ими еще нескольких.