В основном большевистское освобождение отличалось от западного опыта по двум позициям — оно происходило в отсталом обществе, и оно осуществлялось революционными силами. Кроме того, ему предшествовали теоретические размышления и социальные движения нескольких поколений. Идея преемственности между дореволюционными движениями и большевистским освобождением до сих пор не находит достаточного признания в скудной литературе по истории русского женского движения, намеренно игнорирующей деятельность феминисток вплоть до недавнего времени. Советские ученые прослеживают историю развития событий только до начала в 1913–1914 гг. женского пролетарского движения, в то время как просоветские западные исследователи, например Хэлл и Мэндел[860], предваряют свои исследования о советских женщинах ссылками на великих героинь народнического движения 70-х годов XIX в. Феминистки же едва упоминаются как часть этого процесса.
Однако именно феминисткам поколения 1860-х гг. и 1905 г., в большей степени, чем интеллигенции, принадлежит заслуга превращения женского вопроса в проблему огромной общественной значимости путем привлечения внимания к ее сложности, агитации в поддержку женского высшего образования и в конечном счете завоевания этого и других прав для женщин. Именно российские феминистки, а не Бебель, обозначили проблему, включив в нее такие явления, как например проституция, которые марксисты отказывались серьезно изучать до тех пор, пока послереволюционная ситуация не заставила их это сделать. В дореволюционном женском движении существовало три направления: либеральное феминистское движение, пролетарское женское движение и традиционное участие женщин в более широких революционных движениях. Каждое из них, время от времени сталкиваясь и конфликтуя друг с другом, внесло большой вклад в развитие женского сознания накануне революции и именно благодаря им сразу после ее свершения женское движение имело программу, зачатки организаций и популярность[861].
Большевистское освободительное движение также шло тремя иногда перекрывающими друг друга волнами, каждая из которых характеризовалась различным соотношением полов его участников. Первой была волна основных законодательных актов в 1917–1920 гг., которая раз и навсегда дала женщинам все гражданские, юридические и политические права. Эти декреты были подписаны в основном мужчинами, но их вдохновительницами были женщины, и эти отношения были символичными благодаря очень значимому и плодотворному сотрудничеству Гойхбарх-Коллонтай, Семашко-Лебедевой и Луначарского-Крупской. Вторая волна, исторически совпадающая со временем существования женотделов, является, пожалуй, самой интересной и важной в плане женского самоосвобождения и абсолютно отличной от западного опыта. Это были целенаправленные усилия сотен уже «освобожденных» женщин по включению их надежд и целей в основные цели пролетарского и крестьянского движений. Это была классическая социальная революция — процесс, а не событие; он не мог быть приведен в действие простой сменой власти, сфера деятельности которой ограничивалась центром и чьи усилия сводились к принятию декретов и законов, провозглашавших принципы равенства. Подлинная социальная революция в неразвитом обществе не заканчивается с перераспределением собственности и министерских портфелей; она является результатом мобилизации масс. Проще говоря, это означает формирование органов управления из числа людей с четкими планами, навыками, охваченных революционной эйфорией; это означает обучение, раскачивание, привлечение на сторону революции неграмотных отсталых масс посредством основной составляющей любой радикальной пропаганды — убеждения в том, что революция должна свершаться ежедневно.
Массовое движение большевиков и большевичек в русскую деревню в первые годы революции, агитпоезда, организация изб-читален, литературных и оздоровительных кампаний не могут не напомнить тем, кто изучает русскую историю, предшествующее «хождение в народ» революционеров-народников. Но в XX в. безыскусные чаяния народников были подкреплены хорошо организованной партийной структурой, а на смену субъективной индивидуальности первых романтиков пришла жесткая объективность политической власти. Женотделы, сочетая свой революционный мессианский пыл с современными механизмами политической и социальной мобилизации, смог заложить основы для первого в истории подлинного социального освобождения женщин. «Процесс эмансипации, происходящий в настоящее время в России, — писала в 1932 г. Фанина Хэлл, — отличается от всех предшествующих в обозримой истории человечества тем, что он осуществляется в соответствии с планом и в беспрецедентных масштабах. И хотя в ходе исторического развития этот процесс может быть свернут, один результат уже достигнут: гуманизация женщины»[862].
861
Поучительно сравнить здесь преемственность женского движения в России с 1860 по 1930 г. с характером женского революционного брожения во Франции в 1789,1848 и 1871 гг. Истоки проблемы см.: