Обычно, когда они расставались и Алиса заходила в свой подъезд, из реальной фигуры превращаясь в невесомое отражение на внутренней стороне век, Андрей еще долго сидел, облокотившись на руль, и знал, что будет так же тосковать, когда в его квартире закончится ремонт и они будут жить вместе — ведь несколько часов в сутки у них всегда будет воровать работа…
Спать Андрей не хотел: на днях выставка, и завтра они с Алисой едут по делам в Москву.
Охранник открыл ему галерею и изумленно отступил назад: на часах было только пять утра, а директор был бодр и свеж и как ни в чем не бывало поднимался по лестнице легкой походкой хорошо отдохнувшего человека.
— Чем же занимается твой Андрей? — полюбопытствовала как-то соседка Люба.
— Он галерейщик!
— А-а, — с пониманием потянула Люба, — бизнесмен, значит.
Галерейщиком Андрей стал почти случайно: учился на художника, дружил с художниками, занимался графикой и ничего не понимал в бизнесе. Потом самый талантливый из его знакомых бросил писать картины и занялся более прибыльным делом, другой по той же причине перестал работать серьезно, а начал халтурить по заказам новых русских; а двое, «которым повезло», уехали работать за границу со словами: «В России любят только мертвых!» И однажды кто-то дружески хлопнул Андрея по плечу и сказал: «Давай! Если не ты, то кто же!» Тогда в Питере появилась маленькая галерея с большими перспективами, и нескольким хорошим художникам снова захотелось работать. А потом появилась Москва и необходимость деловой дружбы с ее предприимчивыми обитателями.
И здесь возник тот самый узелок, в котором то ли связались, то ли запутались две параллельные нити: Андрею пришлось общаться с вездесущей Стеллой, а значит, Алисе предопределено было пройти где-то совсем недалеко от Кирш…
— Стелла? Везде своя в доску, по-модному с девочками живет, у Долинской — вроде правой руки или наперсницы, отрекомендовали ее приятели Андрея, познакомив их на какой-то вечеринке. Долинская была известная московская галерейщица, как коллекционер русской живописи и уже поэтому была нужна и полезна Андрею.
Стелла была полезна Андрею также и потому, что была на «ты» со столичной богемой. На «вы» она обращалась разве что к Галине Долинской — светской львице, имеющей, подобно контрабандному чемодану, настоящее двойное дно. Стелла любила кокаин, а кока был частью бизнеса Долинской, правда незначительной. Оплату Галина принимала не только деньгами, но и сплетнями, а также «мелкими услугами».
Как бы то ни было, Стелла, желавшая через Андрея подружиться и с питерскими «модными людьми», рекомендовала его Долинской.
Когда в девять утра Андрей позвонил Стелле, слабо надеясь, что она не спит и мобильный не ответит: «Абонент временно недоступен», та уже сидела на кожаном диване в полумраке антикварной гостиной Долинской и дрожащей рукой крутила на блюдце кофейную чашечку. Услышав в сумочке трель телефона, Стелла вздрогнула и чуть не расплескала кофе на белоснежный пуловер. Долинская смерила ее строгим взглядом и, не выпуская из подагрических пальцев с дорогим маникюром тонкую сигару, прошипела:
— Не психуй.
— Галиночка, понимаете…
Долинская резко оборвала Стеллу;
— Ответь, звонит же.
Стелла стала копаться в сумочке, а Долинская наблюдала за ней из своего кресла. У Галины была очень короткая, принципиально седая стрижка с щипаной молодежной челочкой; мочки ушей оттягивали антикварные серьги, а поверх домашнего брючного костюма на одно плечо и колено была наброшена красная шаль.
Никто точно не знал возраста Долинской, на вид ей можно было дать чуть больше пятидесяти, но, возможно, она выглядела старше своего возраста, хотя могла себе позволить выглядеть моложе. У Долинской не было семьи, но был Левушка — молодой любовник и телохранитель. И внешностью, и интеллектом он напоминал Терминатора: тонкости жизни его не волновали. В сердце и в доме Галины Левушка занимал столько же места, сколько и ее пятнистый дог Шаман; кроме того, они потребляли одинаковое количество хорошего мяса.
— Алло? Уфф, Андрей! — Стелла облегченно вздохнула и подняла глаза на Галину, Та, пожевывая сигару, прищурилась. — Конечно… Чудесно… Галина Яковлевна в курсе. До встречи, жду, целую!
Стелла убрала телефон и, отпив кофе, покосилась на собачью голову, появившуюся в дверном проеме; через секунду над ней возникла еще одна такая же большая голова — женская, украшенная пышно взбитой прической в Духе Ренессанса. На что уж у Стеллы был цепкий глаз, а никак не могла понять: натуральные это волосы или парик. Наверное, все же парик, решила она сейчас, особенно если судить по такой же манерной, как прическа, в духе куртуазного века родинке над верхней губой. Поймав себя на том, что неприлично уставилась на эту неестественно большую родинку, Стелла опустила глаза. Между тем гостья, изображающая даму из галантного прошлого, царственно кивнув Стелле в знак приветствия, перевела взгляд на Галину,
— В сейф? — спросила она, вскидывая вверх два пальца, между которыми был зажат конверт.
Долинская в знак согласия неспешно опустила и так же неспешно подняла голову, и обладательница родинки исчезла, У Стеллы неприятно повело плечи, ее передернуло; она и раньше пренебрежительно относилась к этой «особе для мелких поручений» при Долинской, но только теперь вдруг подумала, что точно так же можно сказать и о ней. Собственно, кто она есть, как не прислуга для поручений барыни, девушка на побегушках… Вернувшись к действительности, она проследила за взглядом Галины, устремленным на ее сумку, куда только что был убран телефон.
— Это по поводу выставки, Галочка, — поспешила объяснить она, — Андрей, про которого я рассказывала, приедет из Питера уже завтра, и вы сможете встретиться. Если, конечно, захотите… — Последние слова Стелла произнесла заискивающе.
Долинская ответила скорей не Стелле, а вошедшему в комнату Шаману, отчаянно виляющему хвостом:
Пожалуй, из того, что я получила по Сети, две картины меня заинтересовали. Потащиться из-за них в Питер, чтобы лично… Я не сноб, пусть Левчик съездит, ну или Рафа попрошу. А с галерейщиком… Будет время — познакомимся, не будет так и надобности особой нет… — Все это Галина проговорила меланхолично и почти безучастно и вдруг резко добавила: — Жалко Лизку-то?
Стелла сложила вместе ладони и взмолилась:
— Галиночка! Будьте милосердны!
— Ой, оставь свои мудовые рыдания! —Долинская отмахнулась от Стеллы и принялась гладить Шамана, уже возлежащего у ее ног.
— Галочка, а Кирш отпустят?
— А тебе что? — Галина сузила глаза и пристально посмотрела Стелле в глаза — сначала в один, потом в другой — и отвернулась. — Она моя девочка… А не моя — так пусть сдохнет!
…Находясь в кабинете перед оперативником, Кирш поначалувидела только его силуэт; оперативник сидел против света возле пыльного окна срешеткой. По когда солнце заволокло серой пеленой, умилиционера, проступили черты лица, и Кирш смогла оценить его взгляд. У этого человека была цель, к которой он готов был идти любыми средствами. Вскоре дверь открылась, и рядом с опером возник персонаж сточно таким же выражением лица: в сидевшей на другом конце стола ничем не дорогой ему Кирш он тоже хотел бы видеть убийцу со всеми уликами…
У самого полабезногий стол-коробка был обит грубымиметаллическими заплатами. Кирш изучала их не большедвух секунд и, решив, что опустить глаза было непростительной глупостью, снова посмотрела на милиционеров. Вошедший победно шлепнул на стол какую-то бумажку, сидящий за столом напротив Кирш оперативник пробежал листок глазами и поднял на Кирш взгляд, обретший теперь лукавый блеск.
— Будем упираться, Кира Борисовна? Или признаемсяв убийстве подруги?