— И позвольте мне сказать вам, молодой человек, — повторил мистер Гибсон с неожиданной твердостью в голосе, — тому, что вы сделали, есть единственное извинение — ваша молодость и совершенное незнание того, что называется законами семейного уважения. Я принял вас в своем доме, как члена семьи, а вы убедили мою служанку… подкупили ее, я не сомневаюсь…
— На самом деле, сэр, я не дал ей ни пенни.
— Тогда вам следовало это сделать. Вам следует всегда платить тем, кто выполняет вашу грязную работу.
— Только что, сэр, вы назвали это подкупом, — пробормотал мистер Кокс.
Мистер Гибсон не обратил внимания на эти слова и продолжил:
— Убедили мою служанку рискнуть своим местом, не предложив ей самое малое возмещение, упросив ее тайно передать записку моей дочери…совсем ребенку.
— Сэр, мисс Гибсон почти семнадцать! Я слышал, как вы это сказали на днях, — ответил мистер Кокс, которому было двадцать. И снова мистер Гибсон пропустил замечание мимо ушей.
— Вам не хотелось, чтобы записку видел ее отец, безропотно полагавшийся на вашу честность, принявший вас, как члена семьи. Сын вашего отца — я хорошо знаю майора Кокса — должен был прийти ко мне и открыто признаться: «Мистер Гибсон, я люблю… или думаю, что люблю… вашу дочь. Думаю, что неправильно скрывать это от вас, хотя я не в состоянии заработать и пенни. И, не имея шанса самому заработать себе на жизнь в течение нескольких лет, я не скажу ни слова о своих чувствах… или выдуманных чувствах… самой молодой леди». Вот, что сын вашего отца должен был сказать, если не лучше было бы умолчать обо всем.
— И если бы я сказал все это, сэр… возможно, мне следовало это сказать, — произнес бедный мистер Кокс, торопясь от волнения, — что бы вы ответили? Вы бы одобрили мои чувства, сэр?
— Я бы сказал, вполне вероятно… я не могу точно передать свои предполагаемые слова… что вы молодой глупец, но не бесчестный молодой глупец, и я бы сказал вам, не позволяйте себе думать о юношеской влюбленности, пока она не перерастет в сильное чувство. И осмелюсь сказать, чтобы возместить огорчение, я бы посоветовал вам, я бы прописал вам вступить в Крикетный клуб Холлингфорда и как можно чаще отпускал бы вас в субботу днем. А раз так, я должен написать поверенному вашего отца в Лондон и попросить его забрать вас из моего дома, выплатив вам возмещение, конечно, чтобы вы снова начать учиться у какого-нибудь доктора.
— Это так огорчит моего отца, — пробормотал бедный мистер Кокс смятенно, если не раскаиваясь.
— Я не вижу другого выхода. Это доставит майору Коксу неприятности — я позабочусь, чтобы он не чрезмерно потратился — но думаю, что более всего его огорчит злоупотребление доверием, я доверял вам, Эдвард, как собственному сыну! — тон голоса мистера Гибсона менялся, когда он говорил серьезно, особенно о собственных чувствах — он, который так редко открывал то, что лежит у него на сердце, и этот переход от шуток и сарказма к трогательной серьезности привлекал большинство людей.
Мистер Кокс опустил голову и размышлял.
— Я люблю мисс Гибсон, — сказал он, наконец. — Кто бы смог удержаться?
— Мистер Уинн, полагаю, — ответил мистер Гибсон.
— Его сердце уже занято, — промолвил мистер Кокс. — Мое было свободно, как ветер, пока я не увидел ее.
— Смогло бы излечить вашу… скажем, страсть… если бы она надевала синие очки за обедом? Замечу, вы подробно остановились на красоте ее глаз.
— Вы смеетесь над моими чувствами, мистер Гибсон. Вы забыли, что когда-то сами были молоды.
«Бедная Джини» предстала перед глазами мистера Гибсона, и он почувствовал укор.
— Постойте, мистер Кокс, давайте посмотрим, не можем ли мы заключить сделку, — сказал он, помолчав минуту или две. — Вы плохо поступили, и я надеюсь, в глубине души убедились в этом, или убедитесь позднее, когда пройдет раздражение от спора, и вы немного подумаете. Но я не потеряю уважение к сыну вашего отца. Если вы дадите мне слово, что пока вы остаетесь членом моей семьи — учеником, подмастерьем, как захотите — вы не попытаетесь снова открыть свои чувства — видите, я стараюсь принять ваше понимание того, что я назвал бы простой иллюзией — словом, письмом, взглядами или поступками, каким бы то ни было способом, моей дочери или поговорить о ваших чувствах с кем-то еще, вы останетесь здесь. Если вы не можете дать мне слово, я должен поступить так, как сказал, и написать поверенному вашего отца.
Мистер Кокс застыл в нерешительности.
— Мистер Уинн знает, что я чувствую к мисс Гибсон, сэр. У нас нет секретов друг от друга.