Формально владельцами всего Оберзальцберга была семья Браун, что вызывало у многих зависть. Они жили здесь постоянно, но достаточно уединенно: никогда не присутствовали на приемах и старались вообще поменьше попадаться на глаза обществу. Давно уже не было разговоров об опеке родителей, намеков о женитьбе. Фридрих грелся в лучах славы почти зятя, мать ни во что не вмешивалась, а Гретль следовала за сестрой как тень. Она вышла замуж за подающего большие надежды группенфюрера СС, заместителя Гиммлера и шурина Гитлера, Германа Фегеляйна. Буквально за несколько дней до конца войны его по приказу Гитлера расстреляли, из-за обоснованного подозрения в дезертирстве. Ева вначале вмешалась, чтобы спасти зятя, но когда узнала, что он собрался бежать, прихватив ее собственные драгоценности и жену венгерского динломата, оставляя в разоренной Германии жену с только что родившимся ребенком, просить о снисхождении больше не стала. Только Ильза держалась в стороне, отклонив лестное предложение Шпеера стать его личным секретарем. В этот дом Ева с удовольствием приглашала своих подруг Герту Остермейер и Марион Тейссен вместе с их детьми.
Еще одно свидетельство о жизни в «Бергхофеь оставил Шпеер: «Мы вели непринужденный разговор на террасе, дамы удобно расположились на плетеных шезлонгах с темно-красными клетчатыми подушками, подставляя лица солнцу. Вся сцена напоминала картинку из проспекта курортного отеля. Слуги, выбранные из эсэсовцев Дитриха, одетые в ливреи, неслышно разносили напитки: шампанское, вермут, содовую и фруктовую воду. Когда сообщили о предстоящем приходе Гитлера, шум разговора и смех моментально стихли, только дамы продолжали тихонько перешептываться о туалетах и путешествиях. Ева взяла в руки кинокамеру, чтобы запечатлеть выход Гитлера. Все напряглись, хотя знали, что здесь, в гостях, фюрер хочет их видеть расслабленными и непринужденными. Это в Берлине требуется покорная преданность… Прошло еще полчаса, затем пригласили к столу. Гитлер один впереди, Борман с Евой Браун за ним». Борман почти всегда сопровождал Еву к столу, хотя именно его она почти ненавидела. Ее раздражала его грубость, порой переходящая в хамство, бесконечные интрига, распутство. Жена, которая вечно ходила беременная, однажды предложила мужу привести в дом любовницу, чтобы они беременели по очереди. «Любое существо в юбке — его цель», — заметил кто-то из адъютантов.
День в «Бергхофе» начинался поздно, поскольку Гитлер спал всегда долго, а дни проходили одинаково. До войны Гитлер, как правило, приезжал в пятницу и оставался до утра понедельника. Даже в мирное время еда всегда была очень простой: перловый суп, квашеная капуста, картофельное пюре, свиная колбаса. Меню военного времени не сильно отличалось: апельсиновый сок с отваром из семян льна, рисовый пудинг с капустным соусом, хрустящие хлебцы со сливочным маслом. Когда партия призвала обеспечить для Германии «пушки вместо масла», у Гитлера начали к обеду ставить одну супницу. Присутствующие мужчины обращаются к Еве: «милостивая фройляйн», а дамы — «фройляйн Браун». Однако теперь Ева мало похожа на ту влюбленную девочку, которой она была раньше. Она уже осмеливается делать при всех замечание, что галстук фюрера не соответствует костюму, а его головной убор называть «фуражкой почтальона». Ева постоянно заботится, чтобы Гитлер «одевался прилично». Камердинер Гитлера, Карл Вильгельм Краузе, никогда не смог простить Еве, что она заставила его каждый день наглаживать брюки фюрера.
Как и все, Ева обращается к Гитлеру «мой фюрер», но в сочетании с интимным «ты» это звучит несколько двусмысленно. После обеда все отправляются гулять, если хорошая погода, в плохую — сидят у камина. После ужина Гитлер покидал гостей и в кабинете устраивал совещания, затем все отправлялись смотреть фильм. Любимым фильмом Евы был «Унесенные ветром», Гитлер любил американские ковбойские и приключенческие ленты, и все любили фильмы, которые Геббельс относил к разряду «вредных для народа» и запрещал. Часто слушали музыку Штрауса, Вагнера, Легара. Так мило и приятно проходили вечера, пока Гитлер не брал слова, тогда все настраивались на скучный монолог до рассвета.