— Ну да? — вот и попался мудрец недоученный. — А как же тогда вчера девчонка одна увидела меня, типа, будущее мое?
— Через другого человека увидела она тебя. Могут они…
— Ладно, понятно, понятно, — перебил я его.
Мои уши уже не выносили этой несуразной мути. А знаете, вообще, что мне это напомнило. Запутанный, замудренный фильмец, вот, что мне это напомнило. Напридумывают они, значит, всякую заумную, шибко глубокомысленную ерунду, а потом у простых людей сто вопросов и непоняток. И после этого начинаются объяснения. Что, да как, почему всё, видишь ли, так, а не эдак. Почему он сделал то, а ни это. Короче, этот дедок тоже, мне дичь такую же втирал. Что, типа, это будущее они видят, а то не видят. Вообще, короче, не поймешь, что он тут городит тебе.
— А я могу как-нибудь сверхспособность получить? — спрашиваю я у него.
— Любовь — сильнейшая из всех сверхспособностей, найди её ты, — опять он долдонит мне всё про тоже.
— Мда, ну ладно, понятно. А что-нибудь попроще могу я получить. Ну там, силу большую, скорость, чтение мыслей и все такое прочее?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю.
— А почему нет, тогда?
— Так я чувствую, а чуйка моя не подводит меня никогда.
— А, может, мне ещё у кого-то спросить надо?
— Нет, мудрее всех я и вряд ли тебе еще помочь кто сможет.
«Ничесе, — думаю, — высокомерный какой старикашка».
Ну, я и понял, значит, что от него ничего путнего не добьешься. И мы потом, несколько минут просто сидели и пялились друг на друга, как неандертальцы какие-то. Он еще сопел так противно, как будто вот-вот и задохнется, а мне его ещё и откачивать потом.
«Ладно, — думаю, — может еще че спрошу, раз он прям мудрец такой великий».
— Скажите, пожалуйста, вы же вот мудрец такой лучший, да?
— Да, юный мой друг.
— Можно у вас тогда спросить еще кое-что?
— Что хочешь спрашивай, на все ответ дам тебе.
— Ну ладно. Вот можете мне тогда объяснить, а то я не понимаю. Вот почему все люди, у которых сверхспособности эти разные есть, почему они ерундой всякой занимаются? Я в том смысле, что все ж они теперь шибко умные, сильные и так далее. Почему ж они, короче, что-нибудь полезное делать не начнут? То есть я имею в виду, не мир там спасать и с бандитами бороться, а например, я даж не знаю… Ну вот, например, в городе у нас развал полный, да? Все кому не лень об этом говорят. Почему бы же им тогда всем вместе не собраться и не устроить там уборку какую-нибудь, типа, субботника, что ли? Листву всякую там убрать, мусор и так далее. Им же и есть, типа, не надо много, и долго работать могут. Могли бы придумать, где деньги достать на ремонт всяких домов, дорог и прочее. Так даже звать никого не надо, да? Можно самим все сделать. Да и вообще, значит, много всего полезного можно сделать с такими способностями. Да? Так вы мне скажите, почему они продолжают всякой ерундой своей привычной заниматься, так еще и с ума сходят? Вон, чувак один машину летающую сделал на персиковом соке, или вон, мужики с утра пораньше в фонтане дрались. Да и все они че-нибудь такое же творят. Что им делать больше нечего? Вы мне объясните, пожалуйста, а то я не понимаю, — закончил я это говорить и вздохнул. Накипело что-то у меня. Я аж сам себе удивился. Никогда таких длинных речей не выдавал.
Он же все это время, как я там распинался, сидел такой довольный прям, улыбался всё и кивал, как будто понимает меня.
«Ну, щас, — думаю — он мне все скажет, как надо. По полочкам, так сказать, разложит».
Мудрец этот, значит, губешками своими сначала зашамкал, а потом сказал:
— Маленький еще ты, не так просто все, как ты думаешь.
И замолчал. Я на него глазенки вылупил, жду продолжения, а он на меня тож вылупился и все тут. Молчит, как рыба.
— Если все не так просто, так может объясните мне, — опять я не вытерпел.
— Объяснять не буду ничего, — говорит он. — Поймешь со временем сам ты.
И все, конец. «Вот воду-то как мутит старикан этот, — сказал я себе. — Пойду-ка я отсюда, а то ничего путного от этого сверхрмудреца не добьешься».
— Ладно, — говорю. — Спасибо вам, я пойду.
— Да, хорошо, — говорит он, встает и руку мне подает. — Любовь найди ты, и оки-доки все будет.
«Оки-доки! Вот это мудрец!»
— Ага, — говорю я ему и пожимаю руку. А он че-т так сжал ее, что аж костяшки мои хрустнули. — До свидания.
Правда, мне очень хотелось сказать: «Прощайте», — и никогда эту ухмылочку самодовольную больше не увидеть.
— Удачи, да прибудет с тобой мудрость, — вот че сморозил. Прикиньте?