Девчина эта чуть ли не просияла там, когда услыхала это. Всхлипывать даже почти перестала.
— Да?! А я-то думала, что я одна такая, — сказала она и Настю обняла.
Я уж офигел опять.
— Меня Соней зовут.
— А я — Настя, это — Леша, а это наш главарь — Женя! — протороторила мелкая, как будто заучила эту фразу наизусть.
«Главарь», прикиньте, да. Вот загнула.
— А что у вас команда какая-то?
— Да, — говорит Леша, — так и называется: «Обычная команда».
Соня аж засмеялась и говорит:
— А мне можно в вашу «Обычную команду»?
— А сколько вам лет? — спросил я.
— Двадцать четыре.
— Не. В нашей команде только дети, — говорю, — до 18 лет. Взрослых не принимаем.
«Буду еще, — думаю, — поучения от нее слушать какие-нибудь. Хоть и молодуха, а кто ее знает, кем она себя там мнит. Начнет меня учить уму разуму, мне это больно надо прям».
— Пожалуйста, — говорит она жалобно так и, главное, смотрит на мелкую. Нашла она слабое звено в нашей, так называемой, команде. — Я буду паинькой, честное слово.
Настя посмотрела на меня своими округлыми, полными слез глазищами и говорит жалобно:
— Пожалуйста, Женя, давай Сонечку возьмем.
Ну что ж? Я сдался, хотя и эта «Сонечка» по поведению не шибко-то на взрослую походила. Скорее на взрослого такого ребенка. Ну а че? Сидела, ревела посреди дня, непонятно где. Рассказала про свои проблемы первым встречным, да еще и просит принять ее в какую-то вымышленную команду. Ну и чё? Взрослой ее, что ль, после этого называть?
В итоге приняли мы ее в свою команду, скрепив это рукопожатием. Настя вообще хотела, что б мы еще на грабли свои поплевали. Сказала, типа, так ковбои делают. Мы с Лешей ее отговорили. С трудом большим, правда.
Ну и, короче, чтобы как-то отметить это очередное пополнение в наших рядах, мы пошли в ближайшие кафе под оригинальным названием «Кафе». На самом же деле, нам просто жрать уже хотелось.
Народу в этом кафе было раз, два и обчелся. Сели мы, значит, за стол, а мелкие сразу подоставали из своих рюкзаков еду всякую. Блины какие-то в контейнерах, колбасу, сыр, сок, хлеб, печенье, картошку с мясом и еще че-то. И, главное, говорят: «Давайте с нами, а то мы все не съедим».
— Че вы делаете? Со своим же нельзя, — говорю им. — Щас нас выгонят.
Тут, значит, подошла к нам официантка, здоровая такая бабища.
— Не могу, — говорит она, — прочитать ваши мысли.
«Вот оно че!»
— Мы обычные, поэтому не можете — говорю я.
— Аааа! — сказала она удивленно и сразу заволновалась. — Так что вы будете заказывать?
— А можно нам свое поесть? — спрашивает у нее Настя.
«Вот наглая какая, — думаю, — Сейчас точно выгонят».
А та, короче, как услыхала это, посмотрела резко на мелкую, затем на то, что они выложили на стол. Глаза у нее заметались туда-сюда, да так быстро, будто она смотрела на то, как какие-нибудь китайцы в пинг-понг рубятся.
— Да, да, конечно, пожалуйста, — сказала она дрожащим голосом.
И побежала со всех ног обратно, типа, мы заразные какие-то.
Я вообще-то был в шоке от такой обстановки дел. Раньше-то даж воды своей попить нельзя было, приходилось прятать бутылку и пить чуть ли не из-под стола. А тут вон как получается. Жрите, как хотите.
Ну и мы, короче, начали дружно поглощать все, что было у Насти с Лехой. Да так быстро, как будто мы несколько лет не жрали. А официантка эта все смотрела на нас округлыми своими фарами, словно мы инопланетяне какие-то.
В итоге сожрали мы все, и вышли из этого кафе «Кафе» с набитыми животами, и уселись на ближайшую скамейку, чтоб там внутри у нас все улеглось немного.
Но только мы сели, вздохнули облегченно, как перед нами мужик нарисовался. Бледный такой весь, как мел. А губы у него, главное, краснющие-краснющие были. Да, и одет он был странно, в какой-то, типа, костюм. Пиджак там и брюки, но задрипанный, пыльный весь такой, как будто перед тем как его надеть, он им полы в нашем спортзале мыл.
— Че вы такие грустные? — спрашивает он нас. — Сигаретки не найдется?
Мы не успели даже ничего ответить ему, как сверху, между ним и нами, приземлилась женщина. Она была вся в черном, мощная при том, типа, женщина-качок. Она, короче, сразу же схватила этого мужика за ухо.
— Он вам не докучал? — спрашивает она у нас таким хрипящим, страшным голосом, что аж мурашки по коже идут.
Мы отрицательно машем своими бошками, потому что ответить из нас ни кто, ни чего не может, хотя и рты у нас у всех были порастопыренны.
— Извините, ребята, — говорит. — Как напьется, так глаз до глаз за ним нужен.