Вернувшееся ко мне умиротворение позволило более-менее объективно посмотреть на свое творчество и признать, что есть там и длинноты, и нечто, что когда-то уже имело место быть, и много что еще, и много что другое, чего быть не должно. Поэтому я не спешил предлагать «Наконечник стрелы» журналам и издательствам. Пусть полежит. Придет и его время.
36.
Между тем, все горести и радости заставляли меня работать еще больше. Закончив «Иудин хлеб», я сразу же приступил ко второй книге, далеко не сразу назвав ее «Москва-Берлин-Березники». И в первой, и во второй книгах, как и во всех последующих, самым неожиданным для меня образом возникали новые персонажи, одни из которых пойдут дальше, другие исчезнут в бурных водоворотах тогдашней жизни.
Как-то зашел в редакцию журнала «Пограничник», где в 1993 году была напечатана моя повесть «Черная речка». Там познакомился с членом редколлегии В.Я. Голанд, которая высоко оценила «Черную речку», а когда я рассказал ей о том, что закончил работу над первой книгой романа «Иудин хлеб», она тут же на листе бумаги написала, что рекомендует этот роман редакции журнала «Север», издающегося в Петрозаводске.
– Пошлите свою рукопись в этот журнал: они ею непременно заинтересуются.
Наверно, на лице моем было написано недоумение: как же так – не читала и рекомендует?
– Я уверена, что вы плохой роман не напишете, – заверила она.
И я отослал. А через какое-то время получил из Петрозаводска письмо, написанное зам. глав. редактора.
Вот выдержка из этого письма: «Общее впечатление у меня самое благоприятное, книга умная, проникновенная, чувствуется, что автор много знает (и по делу), и – что для нашего журнала важно в подобных вещах – автор нигде не срывается в оголтелость. <…> Мне понравилось, как в Вашей книге сочетаются картины самого «простого» деревенского быта с эпизодами «высоких гос. сфер», мне кажется, это получилось просто и естественно…»
И далее о том, что моя книга «растолкала локтями другие», намеченные на 1994 год, что хорошо бы сократить ее вдвое, поскольку журнал всю не потянет, что если не я сам, то могу довериться редакции.
Увы, мне в то время было не до журнала: я попал в больницу с непонятным диагнозом, но с явным намеком на рак. И что жить мне осталось не более трех месяцев. Действительно, выглядел я скелетом, обтянутым пожелтевшей кожей. Моя дочка, увидев меня, разрыдалась, и я, решив, что ей известно о моей болезни больше, чем мне, приготовился отправиться на «тот свет» и больше не думать о своем будущем. Да и то сказать: ну, напечатают «Иудин хлеб», затем другую, третью… А что дальше? Дальше, если верить ученым, через пять миллиардов лет потухнет солнце, вымрет на земле все живое, и некому будет читать мои книги. Да и книги исчезнут тоже.