Кожинов взял с пепельницы, переполненной окурками, потухшую сигарету «прима», тряхнул коробок спичек, закурил.
Еще недавно и я курил эти же сигареты, курил как сапожник, зажигая одну от другой. Слава всем богам – бросил, хотя и не с первого раза.
– Да-да! – подхватил Кожинов. – Кстати, а о чем ваш роман? Мне сказали, что вы пишете исторический роман…
– Да, исторический. Первая книга охватывает период с 18-го по 29-й год. Ленин, Сталин, Зиновьев, Каменев и прочие. Из следующих трех книг – только отрывки.
– Что ж, посмотрим, посмотрим, – проворчал Кожинов, протянув мне руку.
Я шагнул за порог, и двери за мною закрылись.
Идя к метро, ни удовлетворения, ни тем более радости я не испытывал. Если Кожинов скажет «нет», то мне остается только… даже не знаю, что именно. Скорее всего, продолжать роман дальше. Всем и себе назло. А пока… пока забыть и до сентября не вспоминать.
42.
Миновало два дня. Была пятница. Я только что прибежал из лесу, где делал зарядку, принял холодный душ, игнорируя все предупреждения эскулапов о жутких последствиях, если я нарушу строгий режим, который они прописали мне на всю оставшуюся жизнь, выдавая вторую категорию инвалидности.
Прозвучал телефонный звонок.
«Кого это в такую рань черти раздирают?» – подумал я, уверенный, что кто-то ошибся номером.
– Виктор Васильевич? – прозвучало в трубке.
– Виктор Васильевич.
– Здравствуйте, Виктор Васильевич. Это вас Кожинов беспокоит.
– Здравствуйте, – ответил я, не понимая, кто такой Кожинов: предположить, что это тот самый Кожинов, с которым я виделся менее двух дней назад, мне и в голову не могло придти: я вычеркнул его из своей памяти на те два месяца, которые он мне отпустил.
– Вы знаете, Виктор Васильевич, – продолжал между тем Кожинов, – я прочел вашу рукопись. Представьте себе, начал читать с предубеждением, думал, пролистаю несколько страниц – этого достаточно, чтобы составить представление об авторе, но увлекся, отложил все свои дела, пока не дочитал до конца. Вы действительно русский, действительно самобытный писатель – и я этому очень рад. В последнее время мне что-то редко приходится иметь дело с настоящими писателями. Должен сказать, что некоторые ваши позиции небесспорны, но это не значит, что они не имеют права на существование. Я полагаю, что вам сейчас надо где-то обозначиться с вашим романом. Можно, конечно, в Москве. Вы, наверное, знаете, что я состою членом редколлегии журнала «Наш современник». Я мог бы порекомендовать вас туда. Но вам придется стоять в длинной очереди. Там уже сложился свой круг авторов, и такую большую вещь они если и возьмут, то очень не скоро. Проще всего напечататься в каком-нибудь провинциальном журнале. Не думайте, что это менее значимо, чем в столичном. Я сам часто печатаюсь в периферийных журналах… Так как вы на это смотрите? – спросил Кожинов, и я услыхал в трубке его дыхание.
Пока он говорил, я, почти ничего не видя сквозь слезы, сами собой навернувшиеся на глаза, как только он произнес: «Вы действительно русский, действительно самобытный писатель», лихорадочно листал блокнот, где были записаны его имя-отчество, уже позабытые мною. Его вопрос застал меня как раз в тот миг, когда я запись эту нашел.
– Я смотрю положительно, Вадим Валерианович, – произнес я с облегчением, но не потому, что мне предложили какой-то провинциальный журнал, а потому, что мог обратиться к Кожинову по имени-отчеству.
– Я так и подумал, – произнес Кожинов и, как мне показалось, с таким же облегчением. – Дело в том, Виктор Васильевич, что я взял на себя смелость решить этот вопрос за вас и уже позвонил главному редактору воронежского журнала «Подъем» Евсеенко и порекомендовал ему ваш роман. Поверьте мне на слово, что это хороший писатель и хороший редактор. Вы ничего не читали из его произведений?
– Нет, не читал. Во всяком случае, не помню, – ответил я.
– Ну, это не имеет значения. Однако рекомендую почитать. Так вот, Евсеенко вас напечатает. У нас с ним хорошие отношения, и моей рекомендации ему будет достаточно. С вашей стороны нужно лишь согласие на то, чтобы он внес в роман любую правку, которую посчитает нужной. А когда дойдет очередь до издания книги, вы можете сослаться на журнал – все равно его читать в книжном издательстве не будут. Поверьте, я проверил это на практике.
Наконец я опомнился и в первую же паузу вклинил свою благодарность, но Кожинов прервал меня на полуслове, и мне представилось, как он, сидя за столом и держа в руке трубку, машет другой рукой, при этом безбожно дымя «примой».
– Так что желаю вам успехов, Виктор Васильевич. И помните, что я теперь буду с большим интересом следить за вашим творчеством. Можете сегодня же приехать и забрать рукопись: вам ведь надо будет отослать ее в Воронеж.