— Не дотянем, Иван Степанович, — ответил артиллерист. — Еще бы километров пять-шесть, тогда бы куда ни шло. Не ставить же нам пушки рядом с передовой — раздолбают.
— Ладно, но ты имей в виду: это приказ свыше.
Конев не успел покинуть радиостанцию, как к аппарату его вызвал командующий Западным фронтом маршал Тимошенко. Его тоже интересовало, как идет наступление и можно ли обстрелять Духовщину. Конев доложил, что наступление развивается по плану, противник контратакует, неся при этом большие потери в живой силе и технике, что для рейда по тылам противника готовится конно-механизированная группа, что дальнобойная артиллерия выдвигается на огневые позиции.
— Что вы бьете фашистов, это хорошо, — будто звучал на ленте недовольный баритон маршала. — Но тот факт, что вы при этом расходуете слишком много снарядов, это плохо. Особенно крупных калибров. Такие снаряды обходятся нашей промышленности в копеечку. Да и заводы не успевают их выпускать, как вы их пускаете на ветер.
— Никак нет, товарищ маршал! Бьем исключительно по разведанным скоплениям живой силы и техники противника, — ответил Конев. — Но ваше замечание учту. Что касается обстрела Духовщины, так нам надо еще хотя бы один комплект снарядов для дальнобойной артиллерии.
— С этим мы разберемся, — пообещал маршал. — Мы получили ваш план наступления и в целом его одобряем. Однако считаю, что вы должны самолично и непосредственно с капэ дивизии контролировать ход прорыва обороны противника и ввода в прорыв подвижной группы.
— Я так и собирался сделать, товарищ маршал. Конная дивизия и танковая бригада только что преодолели переправу через реку Вопь. Должен заметить, что авиация противника постоянно бомбит переправу и наши колонны на марше. Наши летчики не успевают своевременно прикрывать нас с воздуха…
— Нечего мне рассказывать об одном и том же по сто раз! — возмутился Тимошенко. — Авиация противника, авиация противника! Надоело слушать одно и то же! Надо держать теснее связь со своей авиацией, тогда и дела пойдут надлежащим образом. Когда собираетесь вводить подвижную группу в прорыв?
— Завтрашним утром, как только пехота пробьет коридор прорыва.
— Поторопитесь, а то фрицы подтянут подкрепление и все ваши усилия пойдут прахом. И еще: танковую бригаду в прорыв не посылайте. Пусть конница сама поработает.
— Будет исполнено, товарищ маршал.
«Сидит там, — подумал Иван Степанович, презрительно передернув плечами, по застарелой в нем комиссарской привычке критиковать свое начальство, не затрудняясь в выражениях, но исключительно про себя, при этом ничем не выдавая своего неудовольствия, но как бы обращаясь к невидимому собеседнику, согласному с ним на все сто процентов. — Сидит там, понимаешь ли, и выдумывает всякую чертовщину. Танки, видишь ли, не посылай, самолично и непосредственно ему подавай… Вон Жуков… под Ельней… заставлял командиров и комиссаров батальонов, полков и даже дивизий ходить в атаку впереди своих подразделений: приучал не бояться бомбежек и минометного огня. И что? Лучше от этого стало? И где эти командиры и комиссары? Лежат перед немецкими окопами. И разве изжили после этого войска боязнь бомбежек и артобстрелов? Черта с два! У немцев командиры в атаку не ходят. Они самолетам противника не позволяют бомбить свои порядки, они, прежде чем наступать, стараются подавить нашу артиллерию и пулеметы. Поэтому они нас бьют, а мы…»
— Товарищ командующий! — вытянулся перед Коневым командир роты охраны штаба армии. — Броневики и танкетки готовы к выступлению. На чем вы поедете?
— На танкетке.
— Есть.
И вслед за этим истошный крик: «Во-озду-ух!» И новая волна «лаптежников» накрыла переправу. На этот раз самолеты атаковали и опушку леса. Все кинулись в щели. Точно ураган пронесся по опушке и склону холма из мелких бомб. Когда самолеты отбомбили, Конев, выбравшись из щели, увидел горящую передвижную радиостанцию и броневик.
— Опять навели на нас фрицев эти радисты, черт бы их побрал, — проворчал член военного совета Девятнадцатой армии бригадный комиссар Ванеев, выбирая за шиворотом комочки земли. — Ты как хочешь, Иван Степанович, а только радиостанции держать подле себя есть большой и ничем не оправданный риск.
— Ладно, я поехал, а ты тут пока разберись и с рациями, и со всем остальным. Без связи мы глухи и слепы.
— Делегатами надежнее. Да и проводная тоже.
Конев криво усмехнулся и полез в танкетку: он и сам придерживался той же точки зрения, с той лишь разницей, что знал наверняка: дело не в самой радиосвязи, — немцы без нее никуда! — а в том, как ее использовать. Тут у нас сплошные неувязки. Да и сами радиостанции не чета немецким.