Командующий Западным фронтом генерал армии Павлов не спал и не ел, пил только крепкий и очень сладкий чай, иногда, чтобы снять напряжение, выпивал полстакана коньяку, но ни хмель не брал его, ни сон, и в голове ничего путного не возникало. Миновало пять дней с начала войны — немцы уже возле Минска, горящего, полуразрушенного непрерывными бомбардировками, покинутого жителями, частью ушедшими на восток, частью разбежавшимися по окрестным деревням и лесам.
Павлов уже не понимал, что происходит и что надо делать, чтобы изменить обстановку. Еще ни один его приказ не был выполнен сполна, и не было уверенности, что и последующие будут выполняться. Командующие армиями и дивизиями действовали каждый сам по себе, не согласуясь ни с соседом слева, ни с соседом справа. То ли противник мешал им согласовываться, то ли они не были способны на такое согласование, то ли махнули рукой на все правила боя, в том числе и на командующего округом, — то бишь, теперь фронтом, — и стали действовать по собственному разумению, на свой страх и риск, а чаще всего — как бог на душу положит.
Сталин, между тем, прислал в штаб Западного фронта маршалов Кулика и Шапошникова. Те, покрутившись в штабе, разъехались по фронту выяснять положение. И оба пропали, точно корова языком слизнула. Теперь и за них отвечать придется перед Сталиным, будто своих забот не хватало.
Глава 3
В неразберихе первых дней немецкого наступления, когда их механизированные колонны делали в день по тридцать-пятьдесят километров, а на Северо-Западном фронте танковые дивизии генерала Гота, наступая в направлении Паневежиса, к концу дня 22 июня совершили бросок на все восемьдесят километров, — даже в этих условиях отдельные части, предоставленные самим себе, осыпаемые бомбами и снарядами, вступали в бой с немцами с отчаянностью обреченных, с одной единственной целью: хотя бы один танк, хотя бы одного фашиста прихватить с собой на тот свет.
Почти разбитые и деморализованные войска умудрялись огрызаться, но их все более всасывало немецким потоком наступления, раздергивало, разбрасывало, дробило, и всё теперь сводилось к тому, кто командует полком, батальоном и даже ротой. Если энергичный и знающий командир — подразделение дерется, быстро приспосабливается к обстановке, набирается опыта, оружие достает либо со складов, во множестве бросаемых тыловиками, не успевающими их уничтожить и часто в панике бегущими впереди всех, либо берут у врага.
И немцы с удивлением разглядывали трупы русских солдат, дравшихся до последнего патрона и последней гранаты, по-видимому, не понимавших, что они делают и ради чего такие жертвы. Во Франции и других странах в подобных обстоятельствах сдавались дивизиями и армиями вместе со всем вооружением и техникой, с командованием во главе и знаменами. Там понимали, что нынешнюю немецкую силу не одолеть, а лезть из кожи вон глупо. Русским же, по варварской их натуре, такое понимание выше их животного инстинкта.
Генерал армии Павлов стоял у большой карты, висящей на стене, смотрел на вычерченные оперативниками стрелы и не видел за этими стрелами и флажками ничего. Он сделал все, что мог: отдал приказ армиям, корпусам и дивизиям, с которыми сумели связаться радисты, чтобы они непрерывно атаковали зарвавшегося противника всеми имеющимися в их распоряжении средствами. И, судя по донесениям с мест, войска выполняют его приказ. Правда, опять же, лишь те, до которых приказ этот дошел. А что делают остальные, начерченные на карте стрелы в оперативном штабе фронта ни о чем ему не говорили. А ведь так было все ясно совсем недавно: вот наши армии, вот немецкие, они сюда — мы сюда, если они туда, то мы соответственно туда же. Как дважды два четыре. А теперь получалось, что у немцев дважды два и пять, и семь, и даже десять, а у нас и трех не набирается.
— Вас Жуков к аппарату, — сообщил адъютант, прерывая тяжелые раздумья генерала.
— Что у вас там происходит? — не поздоровавшись, начал Жуков. — Где армии? Где танковые и механизированные корпуса? Немцы передают по радио, что в районе Белостока они окружили две армии. Где маршал Кулик? Где конница? Почему не наладите с ними связь? Имейте в виду: нельзя дать немцам прорваться к Бобруйску и Борисову. Нельзя, чтобы они вышли в район Орша-Могилев-Жлобин-Рогачев до создания там прочной обороны, до подхода резервов. Возьмите это дело под свой контроль.