В Москве цены заметно выше, раза в полтора-два (конфеты, правда, стоят практически столько же). При этом цены, что не радует, растут каждую неделю, если не каждый день. Однако лишь в совзнаках – в червонцах цены практически стабильны.
Поэтому червонцы в моем портмоне совсем не лишние. Их курс Наркомфин держит жестко. Эмиссия ограничена 30-процентным обеспечением золотыми, валютными и высоколиквидными товарными резервами. Нарком финансов Сокольников аккурат в августе не погнушался даже на черный рынок инвалюту и золотишко через верных людей выкинуть, продавая их только за червонцы. Так что червонец с таким реальным обеспечением твердо стоит…
Ага! Только сейчас сообразил! Раз мне положен партмаксимум, значит, я что – член партии?
Так и есть. Кроме червонцев в портмоне обнаружилась скромная картонная карточка, озаглавленная «Российская коммунистическая партия (большевиков)». И ниже: «Партийный билет №…». Ого! Тут у нас и год рождения указан. Мне теперь, оказывается, тридцать семь лет, ибо я 1886 года рождения. А в партии состою с 1903 года. Неплохо так. Дооктябрьский стаж – это вам в Советском государстве не хухры-мухры. Это Красин постарался, ибо пребывание в меньшевиках могли и не зачесть и был бы партстаж только с начала 1918-го, когда я из эмиграции возвратился в Питер… А выдан этот билет в 1922 году. Хотя реально я (реципиент, конечно!) его получил буквально на днях, как из Англии вернулся после завершения работы в ARCOS (All-Russian Cooperative Society), – сам ходил за ним в учраспредотдел ЦК, благо от моей работы до них всего два шага.
Впрочем, это был только завершающий этап. Выписал мне этот партбилет еще в прошлом году городской райком, где я состоял на учете, а после его упразднения в том же 1922 году меня перевели на учет в Бауманский райком (ибо, как мне сообщили в нашей партячейке в НКВТ, теперь мы относимся к Бауманскому району). И, естественно, Осецкий по возвращении из Англии отправился поменять свой старый партбилет образца 1920 года именно туда. Но оказалось, что из-за моего длительного отсутствия, когда кампания по обмену партбилетов уже давно прошла, мой билет из райкома сдали сначала в горком, а оттуда – в ЦК, в учраспредотдел. В общем, на беготню по инстанциям ушло в общей сложности два дня…
Хорошо, конечно, что память реципиента кое-что подсказывает. Но все же бог с ними, с этими партучетными деталями, – все это дела прошедшие. А сейчас – на улицу, прогуляться и проветрить мозги, чтобы они из ушей не полезли.
Глава 2
Прогулка
Выйдя из подъезда, с немалым любопытством поглядываю по сторонам. Места вроде какие-то знакомые. А, вот и номер дома с названием улицы. Ну точно, знакомые места – Малый Левшинский переулок! Вот, значит, где я квартирую. Тут у меня когда-то родственники совсем неподалеку жили, но сейчас, в 1923 году, их тут вроде бы еще нет. Ну, кроме Михаила Порфирьевича Калюжанина, того, что служил в ВЧК, а теперь работающего, если мне не изменяет память, в Госбанке. И где-то до года, кажись, 1927 или до 1928-го больше никого и не будет. Так что встреча с ними мне пока не грозит.
Из переулка выхожу на Пречистенку и иду к центру. По пути то и дело сворачиваю в переулочки, с интересом убеждаясь, что особняки, которым вскоре предстояло превратиться в резиденции посольств различных держав, стоят себе на месте и еще, видимо, не подозревают об уготованной им участи.
А вот и площадь Пречистенских ворот (которой вскоре суждено стать Кропоткинской). Вместо станции метро в конце бульвара (тоже еще не Гоголевского, а Пречистенского) торчит какой-то небольшой храм с округлым куполом, полузакрытый от обозрения небольшой хибаркой, притулившейся к самому его боку, а с другой стороны площади высится памятник казенного патриотизма и столь же казенного православия – храм Христа Спасителя. Если вспомнить, сколько времени его строили и сколько при этом разворовали собранных народных денег, воздвигнув, в конце концов, это монументально-тяжеловесное чудо…