Перед ними почтительно склонились двое — худой мрачный старик с выступающим острым подбородком и улыбчивый Непорочный с бритым черепом и двумя толстыми черными косами, падающими на плечи. Над бровью у обоих чернела пара «когтей». Висевшие на их шеях золотые кулоны в виде вскрытого сердца, выполненного с анатомической точностью, по-видимому, указывали на то, что жрецы занимались врачевательством.
Бритый в сопровождении двух учеников, держащих медицинские сундуки, повернулся к Гуннару, занявшись его раной на голове. Старик же подошел к Ларсу, согнув спину в глубоком поклоне. — Беспокоиться незачем, Ваша светлость, — проскрипел он, — Непорочные — самые искусные врачеватели в мире. Ларс мог бы поспорить, если бы не холодный пот, головокружение и раздирающая боль ниже локтя. А жрец тем временем взял прозрачный флакон, заполненный коричневой жидкостью, отлил из него пару ложек в крошечную пиалу и молча выпил, демонстрируя пациенту, что отравления опасаться не стоит.
— Я и мои эфебы сделают все, Ваша светлость чтобы терзающая вас боль, тошнота и кружение в голове прошли без следа, как только вы досчитаете до ста… Вслух.
Ларс опрокинул в рот снадобье, и у него перехватило дыхание. Казалось, что в пищевод влили едкую кислоту. Однако, открыв рот, чтобы заорать, он ощутил, что кислотное жжение прекратилось, и услышал, как Гуннар послушно считает вслух, — видно его тоже заставили принять лекарство. Не моргая, старец сосредоточил взгляд на переносице Ларса, глядя вроде бы на него, и одновременно — будто бы сквозь него. И удивительное дело — как только Ларс досчитал до семидесяти, боль не просто утихла, она исчезла вообще. Испарилась. Причем старый лекарь, не задавая вопросов, тут же понял, что снадобье подействовало, и начал раздавать короткие указания эфебам.
Те ловко и осторожно разрезали рукав рубашки, обнажив опухшую синюшно-багровую руку Ларса. Пока помощники крепко удерживали его за плечи, костистые пальцы старика почти неслышно пробежались по сломанному предплечью. — Отек серьезный, — сообщил жрец, — но разрывы нутряных тканей невелики, а излияние крови ограничено. Немного поврежден нерв, потому боль проявила себя острее, чем обычно бывает при закрытом переломе. Но в целом, Жизнедатель оказался весьма милостив, Ваша светлость.
Врачеватель щупал, тянул костные обломки, сдвигал и надавливал, но Ларс, хоть и напрягался в ожидании боли, не чувствовал ничего, слыша лишь противный хруст, треск и щелканье. — Я устранил смещение фрагментов кости и сопоставил их, — сухо пояснил лекарь. — Теперь кости сложены, как им надлежит по природе.
По его знаку юный эфеб смазал кожу на руке Ларса густым и очень холодным маслом с острым запахом. — Это средство сдержит нарастание отека, — снова объяснил свои действия жрец. — Осталось закрепить костные обломки для дальнейшего сращивания. Для этого сделаем жесткую повязку, которая не позволит им сместиться.
Под мрачным взглядом учителя эфебы пропитывали широкие ленты ткани бурой смесью с запахом смолы, и осторожно формировали фиксирующую повязку. Пока ее накладывали и разглаживали, жрец удерживал предплечье пациента в нужном положении. Через пару минут забинтованную руку Ларса уложили в косынку, обхватившую шею. Поклонившись, врачеватели, не поворачиваясь к гостям спиной, попятились назад. Скаах ан Хар, все это время внимательно наблюдавший за процедурами, которые проводили высокородным чужестранцам, обратился к Гуннару: — Обещаю, Ваше Высочество что послезавтра от вашей раны останется лишь едва заметный шрам.
Затем Жрец нацелил очки на Ларса. — К концу пятого дня приема снадобий, приготовленных при воздействии светлой яджу, кость срастется, и вы сможете поднимать тяжести, пользоваться холодным оружием и управлять своей небесной машиной. Никаких ограничений.
Кузены почти одновременно вскинули брови, подавляя недоверчивое хмыканье. — Ваши сомнения понятны, минрэи, но совершенно напрасны, — тут же раскусил их скепсис Верховный Заклинатель. — В течение этих дней юные служители Светлосияющего будут непрерывно взывать к неизмеримому свету, умоляя о вашем скорейшем излечении. Взывать, не прерываясь на сон, еду, питье и естественные надобности. Как правило, они столь неистовы в своем бдении, что, даже потеряв голос, продолжают безмолвно кричать, напрягая все силы. К сожалению, некоторые, особо усердные, погибают от обезвоживания, — добавил он, старательно раздвинув губы в улыбке светлой грусти.
— Прошу прощения, минрэй… — Ларс замялся, не зная, как правильно обратиться к жрецу.