– Не сомневайся, Ваня, просьбу твою уважим, – осклабился парень. – До смерти замучаем! Уж я постараюсь, чтоб тебе небо с овчинку показалось! Ночку пересидим здеся, а поутру поедем. Вот барин-то обрадуется.
Иван промолчал.
– Ну, молчи. Поглядим, как дальше в молчанку играть будешь! – Фёдор развернулся и вышел. Не успел он уйти, как в коридоре послышался шум. Иван прислушался.
– Это как же вы меня не пустите, если я вам приказываю, голубчик?!
– Михаил Петрович! – обрадовался парень.
– Михаил Петрович! – крикнул. – Я здесь!
– Я граф Михаил Петрович Завадский, мой род возведён в графское Российской империи достоинство самим Петром Великим! – грозно вещал граф. – А ты смеешь не пускать меня?!! Да я тебя в порошок сотру! – когда хотел, Михаил Петрович умел нагнать страху. Несмотря на бедственное положение, Ваня улыбнулся.
– Ты, голубчик, завтра же тут работать не будешь, понял? Зав-тра же, – раздельно произнёс граф. – В каторгу тебя сошлют. По высочайшему указу самого императора Павла Петровича! Попомни мои слова!
– Ваше сиятельство-с! – взвизгнул охранник. – Помилуйте-с! Проходите, прошу покорно-с!
– То-то же! – в голосе графа послышалось довольство. – А ты прочь с дороги, холоп!
– Я не холоп, я свободный человек! – раздался Федькин голос.
– Такие, как ты, хуже любого холопа: душа у тебя рабья! Поди вон! – гневно фыркнул Михаил Петрович и подошёл к решётке.
– Вас до сих пор не развязали?? ЭЙ, ОХРАННИК! – рявкнул граф.
– Чего изволите-с, ваше сиятельство? – прибежал тощий мужичонка.
– НЕМЕДЛЕННО РАЗВЯЗАТЬ!
– Сию секунду-с! – мужичонка открыл камеру и снял с рук парня верёвку. Граф вальяжно вошёл следом.
– Иди, я тебя позову, как что потребуется!
– Слушаю-с! – мужичок исчез.
– Иван Андреевич! – Михаил Петрович распахнул объятья, и Ваня бросился ему на грудь. Непослушные слёзы опять потекли.
– Успокойся, мой друг, я не оставлю тебя! – граф осторожно похлопывал его по искалеченной спине. Иван отстранился и утёр глаза.
– Простите, Михаил Петрович, очень я переживаю за Пульхерию Ивановну…
– За неё не тревожься, с ней всё хорошо, жить она будет у нас. Меня больше ты волнуешь, Ваня, – граф протянул принесённую одежду. – Надень, а то продрогнешь и захвораешь. Вызволить тебя сейчас я не смогу… не знаю, как. Барин твой самодур каких поискать, но мы постараемся найти способ тебя освободить…
– Он не отпустит, – спокойно прервал друга Иван. – Благодарю вас за беспокойство и заботу, граф, но Александр Андреевич меня не отпустит. Я знаю. Путь у меня только один – на тот свет. Все мысли мои о Пульхерии Ивановне и о ребёночке, чтоб они не пострадали.
– Не пострадают, – твёрдо сказал Михаил Петрович. – И ты, друг мой, держись, я выручу тебя. Обещаю. Не лезь на рожон, не гневи барина, смирись пока.
– А не смогу я, – грустно улыбнулся Иван. – Любовь Пульхерии Ивановны, ваша дружба, жены и друзей ваших доброе отношение дали мне возможность человеком себя почувствовать. Достоинство ощутить. Не смогу я теперь, как прежде, смолчать.
– Ваня, – заволновался граф, – это ты всё правильно говоришь, но сейчас тебе надо думать, как выжить! Понимаешь? Выжить любой ценой, пока мы не выкупим тебя! – он схватил парня за плечи.
– Пресмыкаться я перед ним не буду и о пощаде молить не буду, – тихо сказал Иван. – А он именно этого от меня ждёт…
– Голубчик! Жене своей и ребёнку ты нужен живым! – тряхнул его Михаил Петрович. – Живым, прошу тебя!
– Вы не знаете, граф, каково это, всю жизнь быть рабом, вещью, не человеком… Понимать это, потому что не безграмотный, а образованный. Вопрошать у Бога, почему он сделал меня крепостным, почему отобрал свободу. И не получать ответа! А потом благодаря другим людям понять, что ты такой же человек, как твой барин, понять, что люди различаются лишь своими качествами, умом, талантом… А теперь мне снова признать, что я не человек? – Иван вскинул на графа глаза. – Сломаться? Как потом вам в глаза смотреть…
– Ваня, выживи! Любой ценой! Я обещаю помочь тебе!
– Помните? – Иван вынул из кармана крестик из двух веточек. – Ваш молчальник мне дал. У каждого свой крест, тогда подумал я. Вестимо, так. Раньше я думал, что мой крест – покорно служить своим господам, сейчас полагаю, что это всё же знак близкой смерти, – Ваня улыбнулся.
– Ваше сиятельство! – в камеру вошёл Козырев. – Ну, как же вы так! Охранника напугали, распоряжение губернатора нарушили. Нехорошо это! Неправильно!
– Я, Василий Аристархович, уже ухожу. Принёс одежду заключённому. Вы же его раздетым увели, – сухо ответил граф и вышел из камеры. – Ваня, я обещаю! – повторил он.