Эти мысли пробудили такую ненависть к себе, что Ваня готов был сам себе горло перегрызть…
– Моя вина, – прошептал он, не открывая глаз, которые пекло огнём. – Моя вина… Барыня отобрала мужа, а я сына извёл… Нет мне прощения, матушка, во всём я виноват… Вот он тать, казните меня, люди добрые! – вдруг во весь голос вскричал Иван и с рычанием начал биться затылком о столб. Ударяясь спиной, он вновь вскрыл тонкую корочку – из ран потекла кровь. Только теперь боль была приятна ему, он принял её как наказание за свой грех.
– Ты чё?! – парень взметнулся с приступки. – Эй, ты это… брось!
Видя, что пленник не реагирует на него, опрометью ринулся прочь, крича:
– Федя! Скорей сюда! Скорей!
Крики Артемия образумили Ивана. Он прекратил самоистязание, перед его мысленным взором предстал другой образ – Михаил Петрович, который с тревогой и беспокойством говорил: «Только выживи, друг мой, выживи!»
– Я должен выжить, – пробормотал он. – Я должен отомстить! Господи! – воззвал он. – Почему я бессилен?? Опять бессилен что-либо изменить?! Почто шлёшь страдания людям, которые и так света белого не видят?! Почему?! Да есть ли ты там?!
Ваня скрипнул зубами. Ненависть к себе сменилась ненавистью к тем, кто замучил Савву до смерти.
– Я выживу, – пообещал он себе. – И уж когда доберусь до тебя, Фёдор, и до тебя, братец, пожалеете, что на свет родились!
Чёрный праведный гнев смоляной волной ударил в голову, и Ваня на какое-то время вообще перестал чувствовать боль.
– Савва, тобой клянусь! – прошептал он. – Не сдамся, выживу любой ценой и мучителям твоим отомщу!! Ты свидетель! – обратил лицо к небу. – Если помочь не можешь, то хоть не мешай!
Послышались торопливые шаги:
– Ты что задумал?! – рявкнул Фёдор, вперив в него злобный взгляд.
– Ничего. Видит Бог, ничего не задумывал, Фёдор Ипатьевич.
– А?! – не поверил своим ушам камердинер. – Как ты меня назвал?!
– Фёдор Ипатьевич, – повторил Иван, подняв голову и посмотрев прямо в чёрные зияющие глаза. – Богом клянусь, ничего не задумывал.
– Что-то тут не так. Пойду барину доложу. А ты смотри за ним, дурень! И если что, беги за мной со всех ног! – перепуганный «барашек» закивал, так что кудри замотались вперёд-назад.
Иван замолчал, погрузившись в мысли. Сейчас ему надо было так филигранно повести свою игру, чтобы брат не почуял никакого подвоха. Но с чего бы ему перемениться так резко? Это он придумать не успел: пришли, пошатываясь, розовые и распаренные, оба помещика – Болтов вышагивал впереди, Александр Андреевич – чуть позади, как того требовала вежливость.
– Ну, и что тут происходит? – насмешливо спросил Болтов. – Бунтарь образумился?
Иван молчал, лишь грудь его тяжело и редко вздымалась.
– Федя, я не понял, зачем ты нас позвал? – в голосе Саши зазвенело недовольство.
– Мин херц, я же говорю: он меня по батюшке назвал! – Фёдор был по-прежнему ошарашен.
– Хм… – человечек с серыми волосами подошёл поближе и приказал:
– А ну, скот, посмотри на нас!
Какой же пожар бушевал в груди Ивана! Но он потушил его отблески в глазах и поднял взгляд.
– Ну что ж, Зарецкий, – спустя пару минут сказал Болтов. – Мне кажется, он готов просить прощения. Как думаешь?
– Николай Палыч, он такой смутьян и негодяй… – покачал головой Саша. – Один раз я ему поверил! – в голосе начала нарастать ярость. – Поверил, что он сдержит слово! А этот мерзавец сбежал с моей женой в тот же день!
– Зарецкий, помилуй! – возмущённо сказал сосед. – Какое слово чести может быть у холопов! Ты ровно дитё малое! Крестьяне по природе своей подлы и нечестны, потому помещик должен не покладая рук трудиться над исправлением их лживой и ленивой натуры! Но в одном ты прав: доверять нельзя. Единожды солгавши…
– Барин, дозволь слово молвить, – прохрипел Иван, решив перехватить инициативу.
– Говори.
– Александр Андреич, помилосердуйте, помираю… Не дайте совсем пропасть… рабу вашему, – закончил твёрдо и внятно.
– Не так давно ты тут такое выкомаривал, утверждал, что раб только Божий, больше – ничей, – ядовито сказал барин.
– Язык мой дерзкий отрежьте, чтоб глупости не болтал…
– А это мысль, Зарецкий! – воскликнул Болтов. – Давай так и сделаем! Вырезаешь поганый язык под корень, – он подошёл к Ивану и снизу вверх пронзительно посмотрел на него. – И раб покорно трудится и молчит! А?
– Как изволите, – тихо сказал Иван.
– Смотри-ка, согласен! – цокнул языком Болтов.
Он слегка приобнял Сашу за плечо: