– И часто вам попадает? – чиновник спиной почуял, что Фёдор напрягся.
– Бывает иногда. Ведь и скотина порой дуреет, и её надо вразумить, – глухо ответил Иван. Ладони его сжались в кулаки, и это не ускользнуло от острого взгляда старика.
– И тебя вразумляли? – тихо спросил парня.
– Было за что. Заслужил, – кратко сказал он. – Мне работать надо, ваше превосходительство, убыли ни в чём барском быть не должно. Дозвольте?
Второй раз за сегодняшний день чиновник услышал эту фразу, сказанную с явным непокорством.
– Работай, Ваня.
Иван повернулся за вилами, и Никанор Иванович заметил коричневые пятна на рубахе и кровавую полосу на правой руке, змеившуюся от локтя к запястью.
– Ну-с, Василий, всё записал?
– Конечно, Никанор Иваныч! – секретарь аккуратно закупорил чернильницу, уложил её и перо в специальное отделение и захлопнул переносную конторку.
– Умаялись, ваше превосходительство? – в голосе Фёдора тонкой струёй был разлит яд. – Пожалуйте чаю откушать, барин ожидает.
Во время чаепития господам было предложено три перемены блюд и несколько десертов. Василий Алексеевич и Саша воздали должное трудам стряпухи, Никанор Иванович, памятуя о своём возрасте, на угощение не налегал, пил чай мелкими глоточками и рассматривал молодого помещика, пытаясь понять, что за человек перед ним, чем интересуется, каковы его пристрастия. Наличие хамоватых прихвостней уже говорило само за себя, уже определяло уровень. «Но ведь он получил образование, и, кажется, неплохое, в отличие от заплесневевших провинциальных помещиков, – думал Никанор Иванович, поглядывая на Сашу, поглощавшего с удовольствием блюдо за блюдом.– Ежели его брат такой умница, каковым изобразил мне его Михаил Петрович, ежели плоды наук были в его свободном распоряжении, отчего один брат впитал всё как губка и даже больше, а второй начал опускаться на дно, уподобляясь худшим представителям «просвещённого» дворянства? Неисповедимы пути твои, Господи!» – заключил размышления старик.
За столом царило молчание, прерываемое редкими репликами о погоде да об урожае. «Пустые разговоры!» – с досадой подумал Никанор Иванович, весьма высоко ценивший своё время.
– Послушай, Александр Андреич, – неожиданно сказал он. – Ты, пожалуй, предоставь-ка мне бумаги, где у тебя статьи расходов на дворовых людей – одежда, дрова, еда. Я перед сном пошуршу немножко… Да подушную книгу не забудь.
– Хорошо, ваше превосходительство, – склонил голову Саша. – Федя, обеспечь!
– Да, ваша милость! – камердинер вышел.
– Впрочем, не сомневаюсь, что у вас и там порядок, – задумчиво отметил чиновник.– Вася, я пойду, устал, а ты составь компанию барину. Александр Андреич, пришлите ко мне девку, которая спину мазала, пусть полечит старика.
Никанор Иванович вышел из-за стола, откланялся, молодёжь, привстав, почтительно проводила его, пожелав доброй ночи. Старик отправился ждать бумаги и Дуню с волшебной мазью, Саша, подмигнув Василию Алексеевичу, достал колоду карт:
– Вистанём перед сном?
– Ну… давайте, – протянул секретарь, прекрасно понимая, что Никанор Иванович отправился на боковую, чтобы дать ему возможность выудить хоть что-то у помещика.
– Наливочки? – продолжал завлекать Саша.
– Рябиновая? – прищурил зелёные глаза Василий, который уже снял сюртук, распустил галстух и закатал рукава, обнажив крепкие руки с рельефными мышцами. Кожа его была покрыта лёгким пушком и золотистыми веснушками, как у многих рыжих.
– Обижаете! Малиновая есть, черносмородинная. Ваше благородие, мускулы-то у тебя каковы! – с лёгким оттенком восхищения сказал Саша.
– Боксом занимаюсь. Английская борьба такая, очень полезно для здоровья.
– Это на кулачках, что ли?
– Да, но не по русскому обычаю, а как англичане делают. Экзерсисы.
– Ого! – уважительно отозвался молодой помещик. – Покажете?
– Ну, ежели времени достанет, покажу!
– А пока давайте предадимся радостям плоти, carpe diem, так сказать! – Саша разлил по стопкам наливку и щёлкнул колодой карт.
Никанор Иванович перебирал бумаги, в которых, как он и предполагал, оказалось всё комар носу не подточит. По записям выходило, что дворовых потчуют чуть не три раза в день, одежду обновляют регулярно, дров да всего остального в избытке.
– Да… – промычал чиновник, вспоминая бледные и хмурые лица челяди. – Хоть и надели они лучшие наряды, лицо-то никуда не спрячешь…
В дверь тихонько поскреблись
– Дуня? – встрепенулся старик. – Заходи смелей, красавица!
Зардевшаяся от таких слов, Дуня вошла в комнату и с поклоном протянула чистый выглаженный платок.