– Фу! – брезгливо проворчал Никанор Иванович. – Как можно было так упиться?!
– Так вы же сами… велели разузнать, – пьяно удивился разведчик.
– Ну и что ты узнал?
– Здоров же он пить! – заявил Василий. – Бочками… сороковыми хлещет… и ни в одном глазу!
– Это оочень важная информация, конечно! А по нашему делу ты хоть что-то вызнал?
– Чтоб что-то вызнать… сперва, дядя, его надо было напоить! Что я и делал! Со всей ответственностью выполняя… возложенное на меня поручение! – он поднял вверх указательный палец и… икнул.
– Васька! Ты опять?! – возмутился Никанор Иванович, оказавшийся дядей молодого чиновника.
– Не, не, дядя, не волнуйся, я всё контролирую! – невнятно пробурчал племянник.
– Пороть тебя надо как сидорову козу! – окончательно рассердился Никанор Иванович.
– Так вот, – важно продолжил Василий, еле держась на ногах. – У него есть целый гарем из дворовых девок! Хорошенькие! – он поднёс пальцы, сложенные щепотью, к губам и звучно чмокнул их.
– Василий, ты…?! – дядя аж привстал на кровати.
– Нет, дядь, ты что?! Я ни-ни! – замахал руками племянник. – Хотя им очень меня хотелось… но я… – взгрустнулось ему внезапно, – я как скала!
– Напился как сапожник, значит, с девками шуры-муры… ещё что? – строго вопросил Никанор Иванович.
– В вист партийку составили. Другую, третью…несколько.
– Нет, зря я на тебя надежды возлагал, – покачал головой старик. – Всё без толку. Пень пнём!
– А вот и нет! – обиделся молодой человек. – Во-первых, Саша сказал, что Ивана ещё его мать на свободу приказывала отпустить, а он волю её не исполнил, и это его мучает, он страшного суда боится.
– Ну, это неплохая новость, – пробормотал Никанор Иванович. – Может, ещё не всё потеряно. Но прищучить за это мы его не можем!
– Во-вторых, самоубийца – это Савва, друг Ивана. Парнишке шестнадцать лет было, а Федька его изуверски пытал и мучил, вот он и повесился, – Василий как будто протрезвел и утёр холодный пот, выступивший на лбу. – Помещик сказал, что у парня черви в спине завелись… Это тоже его изводит, молится он постоянно…
– Страх-то какой, – прошептал Никанор Иванович. – Ну, что ж ждать от таких нехристей, им мать родную не жалко, а тут мальчишка чужой… Мучается, говоришь?
– Да.
– Ну, ещё в копилку не совсем погибшей души помещика. Но и это мы привязать к расследованию не можем: нет тела – нет дела. Слова крестьян во внимание не принимаются. Ещё что?
– Рассказал, как по наущению соседа своего, помещика Болтова, над Ваней измывался, старался сломать его и к покорству привести… На спину ему порох насыпали, в раны от кнута, и подожгли, – хмель у Василия совсем прошёл, он налил в стакан воды и махом проглотил её. – Ты знаешь, дядя, он даже плакал…Мне кажется, Саша неплохой человек, но слабовольный, бесхарактерный, на него Федька этот влияние огромное имеет. Он просто сумасшедший, такое с мальчишкой делать… Да и Болтов этот хорош! Вот к кому бы с проверкой, а, дядя Никанор?! – сверкнув глазами, спросил молодой человек.
– Насчёт соседа посмотрим, а вот Саша… Знаешь, такие бесхарактерные плачут, котёнка или щенка жалеючи, а людей за людей не считают. Гарем он завёл! Ты женился, так живи с женой, детей рожай, хозяйствуй на земле, заботься о крестьянах своих – и мир лучше будет! А он девок из отчего дома вырвал, растлил и забавляется… Нехристь! – рассердился Никанор Иванович. – Не ищи оправдания жестокости и самодурству! Нет их! Брата, сводного брата по отцу так пытать?! И это можешь оправдать дурным влиянием?! Чай, ему не пять лет, он знает, что хорошо и что плохо! Видать, негоже его родители покойные учили!
– Дядя Никанор, ты успокойся! – встрепенулся Василий. – Капелек не дать ли тебе?
– Не надо мне капель! Я волнуюсь оттого, что мы поручение не можем выполнить, о коем граф просил, и достойному человеку не в силах помочь! Ты глаза его видел сегодня?
– Видел, конечно.
– Он доведён до ручки, Вася, руки в кулаки сжимает. Не содеял бы чего. Защитить его никак будет нельзя. Тут только казнь.
– Переговорить бы с ним наедине, – тихо сказал Василий. – Обнадёжить, поддержать…
– Я записку передал с Дуняшей.
– Это с немой лекаркой? – хитро прищурился рыжий. – Ай глянулась она тебе, дядь?
– Что мелешь, бестолочь! – рассердился Никанор Иванович. – Ложись! И не мешай думать!
Посмеиваясь, Василий загасил свечу, и наступила тишина.
Дуня, стремглав выскочив от старого чиновника, совершенно не задумываясь, помчалась исполнять поручение. На бегу она вытащила из-за пазухи записочку и огрызок карандаша, крепко зажала в ладони и направилась прямиком в конюшню.