Дописав, аккуратно оторвал своё послание, сложил несколько раз и спрятал в карман, письмо от любимых людей перечитал ещё, потом вырыл ямку и закопал.
«Как передать записку приезжему важному чиновнику?» – с этой мыслью Ваня уснул, с ней же и проснулся, ничего не придумав, кроме того, что надо оказаться поближе к нему во время отъезда, а там судьба, глядишь, и даст какую-никакую возможность.
Утром Василия мучило похмелье и головная боль, он был сам не свой. Никанор Иванович только посмеивался, глядя на страдания племянника:
– Не умеешь пить – не пей! – укорял он его.
Василий терпел дядюшкины попрёки сколько мог, потом возроптал:
– Дядя, ты же сам мне велел с ним вась-вась! Зачем мучаешь?! Мне и так плохо!
– Да вижу я, как тебе плохо! – ухмыльнулся старик. – Пить тоже надо умеючи, чтоб ни в одном глазу!
– Так научил бы! – возмутился Василий.
– Я совсем не пью, ты же знаешь, а тебе надо хитрости поучиться. Ты бы одну рюмку в горло, другую – под стол или ещё куда. Не догадался, поди?
– Нет, – хмуро ответил молодой человек.
Неизвестно, сколько бы они ещё препирались, но пришёл Фёдор, свежий как огурец, и пригласил откушать, пообещав, что всю боль сейчас как рукой сымет:
– Кухарка знатное блюдо знает от похмелья, Василий Алексеевич, отведаете – и как заново родитесь!
Горячий суп, приготовленный по особому рецепту, с пряностями, действительно, сотворил с молодым человеком чудо: он воспрял, тошнота и головокружение пропали, головная боль исчезла. Василий смог, наконец, осознанно воспринимать всё происходящее, а не сквозь призму своих страданий. Прислушался к разговору, который вели его дядя и помещик, и понял, что они торгуются из-за какой-то девки.
– Ну, право, Александр Андреич, я ведь неплохую цену даю тебе! Очень даже неплохую!
Помещик помотал головой.
– Поимейте уважение к моему здоровью, к сединам, наконец! – Никанор Иванович продолжал мягко настаивать.
– Да ведь она мне и самому нужна! – воскликнул Саша. – Она птичница отменная, руки у неё ловкие, на всякую работу годятся.
– У тебя таких сноровистых хоть пруд пруди, Александр Андреич! Помилуй, четыре деревни имеешь, ты там сколько пожелаешь кудесниц наберёшь, ещё лучше этой! А Дуня уж так ласково спину мою болезную подлечила, да секретами травницы владеет, настойки может делать! С ней я ожил в два дня. Александр Андреич, имей снисхождение к моим страданиям, уступи девку!
– Ведь и правда, Саша, Никанор Иваныч неделями болеет, когда приступ его одолеет, неделями! А тут на следующий день встал. Да ещё как встал, как молодой! – подключился Василий.
Под двойным напором помещик не мог устоять, это было бы абсолютно невежливо, с какой стороны ни взгляни.
– Ну, ладно, уступлю. Хоть и убыток буду терпеть, это уж как пить дать.
– Вот уважил старика, Александр Андреич! Цену какую запросишь?
– Пятьсот, – Саша исподлобья взглянул на покупателя
Никанор Иванович замолчал и скрестил взгляд с помещиком.
– Молодой, но борзый, – чуть слышно проговорил Василий, так, чтоб только дядя понял.
– Александр Андреич, ну вы это уж чересчур! Что она у вас, из золота, что ли? – хмыкнул чиновник.
К слову сказать, сумма была для него необременительной, но сразу сдавать позиции не хотелось.
– Красная цена сто рублей, ну, может, сто пятьдесят, голубчик, а сверх того – от лукавого.
– Четыреста пятьдесят, – уступил молодой барин.
– Пф! – фыркнул Никанор Иванович. – Сто семьдесят пять и не больше! Мы с вами не в Москве, заметьте.
– Вы же её у меня захотели купить, а не я у вас, – пожал плечами Саша. – Воля ваша.
– Двести пятьдесят – и ни копейки больше!
– Хорошо, – неожиданно согласился помещик. – По рукам! Федя, перо и бумагу принеси!
Была составлена купчая, и товар перешёл к новому владельцу. Только предстояло ещё сообщить ему об этом. Дуню позвали – она пришла, напуганная количеством бар в комнате.
– Ну, вот что, девка, – начал её хозяин. – Я тебя продал этому барину. Теперь ты будешь жить у него. Поняла ли?
Девушка огромными распахнутыми глазами посмотрела на барина, на Никанора Ивановича, перевела взгляд на Василия, который сидел, хмуро сдвинув брови, и губы её стали подрагивать, а на ресницах повисли слёзы.
– Не сметь плакать! – грозно сказал молодой помещик. – А не то…
– Помолчите-ка, голубчик! – оборвал его старый чиновник. – Вы теперь над ней никакой власти не имеете! Дуняша, подойди ко мне, – ласково сказал он.
Девушка, еле сдерживая слёзы, подошла к своему новому хозяину и стала, потупив взор. Никанор Иванович приподнял её лицо:
– Не бойся, девица, я тебя не обижу. Никто на тебя отныне руку не подымет, голодом морить не буду, всего у тебя будет в достатке. Тяжело тебе, поплакать хочется?