– Да? – из-под седых нависших бровей отец посмотрел на коробку. – Открой.
Михаил Петрович снял крышку, и по комнате разлетелся сладкий аромат свежей пастилы.
– Яблошная? – спросил старик.
– Да, папа, как ты любишь.
– А что ж одну коробку прислала?
Михаил Петрович едва сдержался, но спокойно ответил:
– В карете есть ещё, я сюда одну принёс.
Стариковская рука с пергаментной кожей взяла один кусочек, потом Пётр Алексеевич позвонил в колокольчик и приказал принести чаю и лишь после этого указал сыну на стул:
– Говори, какое у тебя дело.
Граф сел:
– Папа, дело весьма деликатного свойства… У меня есть друг, Александр Андреевич Зарецкий, сын генерал-аншефа Андрея Александровича Зарецкого. Ты, возможно, знаешь его?
– Отца прекрасно знавал, сына не довелось.
– Так вот, там весьма запутанная ситуация, но вкратце: у Александра Андреевича есть сводный брат Иван. Незаконнорожденный сын генерала и дворовой девки…
– И что тут деликатного? Вполне обычное дело. На то мы и баре, чтоб девки дрожали да мужик не дремал! – заявил отец и прихлебнул чай. – Пей, сын.
Михаил Петрович взял изящную чашку тонкого фарфора и отпил глоток вкусного, на вишнёвых листьях настоянного напитка.
– До Александра Андреевича дошли слухи, – продолжил граф, – что у душеприказчика его отца есть бумага, в которой половина имения отписывается этому бастарду! Там же лежит и вольная на него. И когда ему исполнится двадцать пять лет, бумага вступит в силу… они с Александром ровесники.
– Сколько им сейчас? – отец видимо заинтересовался.
– Двадцать четвёртый год идёт.
– И чего ждёт твой друг? Давно пора поехать к душеприказчику, изъять бумагу и уничтожить её! Славный был человек Андрей Александрович, но, видать, после гибели своих сыновей совсем ума лишился! Это же надо: ублюдку половину имения отписать! Этого допустить нельзя.
– Так всё дело в том, что Александр Андреевич не знает, кто этот человек! – воскликнул граф. – Известно только имя – Алексей! И вот представь, папа, он приезжает в имение, объявляет этого наглеца наследником и Александр Андреевич, законный сын, остаётся почти ни с чем!
– А почему бы ему не убить этого мерзавца? – свинцовым голосом спросил Пётр Алексеевич. – Камень на шею и концы в воду!
«Я бы тебе камень на шею с удовольствием надел, самодур!» – еле сдержался Михаил Петрович.
– Александр Андреевич так не может, он очень порядочный человек.
– Понятно. Как и его отец. Тот тоже был человеком чести, – буркнул старый граф. – Так что же тебе надо?
– Помнишь, папа, ты говорил, что у тебя есть старинный знакомый, у которого связи везде, где только можно представить? Вот если бы мне рекомендательное письмо… – замолчал Михаил Петрович, с надеждой глядя на отца.
– Это ты про Поветова, что ль? – призадумался Пётр Алексеевич.
– Не знаю, папа, фамилию ты не упоминал.
– Он, похоже. Он даже к царю-батюшке в приёмную вхож. Действительный тайный советник, во! – граф поднял кривой указательный палец.
– Рекомендательное письмо решило бы эту проблему, папа…
– Я понял тебя. Вечером напишу, завтра утром получишь, устраивайся пока, сын, скоро обед.
Михаил Петрович внутренне застонал: на кону была каждая секунда, но перечить отцу он не стал: замкнувшись в старческом упрямстве, тот вообще отказался бы помогать. Придётся принести эту жертву и за обедом выслушать множество нелестных слов в свой адрес.
– А теперь оставь меня, я устал, – Михаил Петрович поцеловал отцу покрытую старческим пигментом руку, поклонился и вышел.
– Что, батюшка, остаётесь? – проскрипел Василий. – Какую комнату вам подготовить? Для гостей?
– Нет, Василий, приготовьте-ка мою, да если можно, баньку истопите!
– Как же, конечно можно, барин! – повеселел старик. – Как хорошо, когда молодые в доме, жизнь кипит!
– Василий, какой я тебе молодой! Окстись! Мне уж тридцать девять лет! – засмеялся граф.
– И! Мальчишка вы ещё, ваше сиятельство! – задребезжал камердинер и заторопился исполнять приказание.
Михаил Петрович вышел на крыльцо, потянулся и вдохнул полной грудью сладкий воздух:
– Матушка! К тебе на могилку завтра утром пойду.
Спустя четыре дня по возвращении Александра Андреевича от своего соседа, на подъездную аллею въехала карета. Молодой барин как раз сидел на террасе, наслаждаясь последним апрельским денёчком: ярко светило солнышко, пели птицы, по синему небу плыли пушистые облака причудливой формы, и Александр Андреевич, потягивая малиновую наливку, угадывал, на что похоже каждое из них. Он откровенно скучал. Но скука была приятной, как будто впереди ждало что-то интересное. Поэтому увидев карету, он оживился: